Учитель
Шрифт:
Туча Ярославич посмотрел на Нечая сверху вниз.
– Ну как? Понравилось?
Нечай медленно кивнул, не рискуя раскрыть рот – у него закружилась голова, и он уперся кулаками в скамейку, чтоб не упасть.
– У архиерея будут кнут и дыба, – бросил ему боярин и махнул рукой дворовым, – в усадьбу. Нечего тут больше делать…
Испугался… Дворовые, тоже изрядно перепуганные, не заставили себя ждать, и стоило Туче Ярославичу отойти к саням, как к Нечаю тут же кинулся Мишата.
– Братишка… –
Нечай кивнул и скривился, надеясь усмехнуться. Понял, наконец? Думал, небось, отстегают прутиками…
За ним поспешили племянники, и Полева, и Олена, и кузнец, и жена кузнеца, и родители Федьки, и староста – Нечая окружили плотным кольцом, и боярина он больше не видел, только услышал звон бубенцов и топот копыт, увозящих сани на дорогу.
– Ты… – голос брата дрогнул, и по лицу прошла судорога, – да как же это… Ты не вставай, сейчас я у пивоваров сани возьму, отвезу тебя до дома.
– Не выдумывай, – разжать зубы Нечай не сумел, – сам дойду.
– Дядя Нечай, – Стенька присел рядом с Мишатой, – ты…
У парня на глазах блеснули слезы, и сморщился широкий нос. Нечай подмигнул ему, но вышло это не очень ободряюще. Полева подобрала полушубок Нечая и отряхнула с него снег. Кузнец протиснулся поближе и осмотрел Нечая со всех сторон.
– Силен ты, парень, – выдохнул он скорей с восхищением, чем с сочувствием, – это ж надо, что, сволочи, сотворили… Ты как, живым-то себя чувствуешь?
Нечай скривил лицо, изображая, как он чувствует себя живым.
– Тогда встаем потихоньку! – кузнец кивнул Мишате, – давай.
Они закинули его руки себе на плечи, и Нечай скрипнул зубами, поднимаясь на ноги.
– Да кулаки-то разожми… – кузнец глянул на него, – теперь-то чего…
Коленки тряслись, и беспомощно разъезжались губы – сил почти не осталось: он устал. Он еще не чувствовал этого, просто знал, что долго не сможет сжимать зубы и кулаки, долго не сможет дышать так же неглубоко и редко, чтоб не скулить.
– Тише, тише! – сказала жена кузнеца, – руки-то ему не задирайте, пригнитесь немного. Осторожней…
– Да… – попытался выговорить Нечай, – да ничего… Я как-нибудь…
Со стороны рынка приближался звон колокольчиков и топот копыт.
– Сюда, сюда! – Стенька запрыгнул на скамейку и махнул рукой.
Люди – очень много людей вокруг – расступились, пропуская Нечая, Мишату и кузнеца, а к ним навстречу подъезжали сани, которыми стоя правил Федька-пес, посвистывая, чтоб его пропустили.
– Че голые санки-то? – прикрикнула на него мать, – сена не мог кинуть?
Федька съежился под ее
– Ничего, сейчас шубу постелим, – жена кузнеца начала развязывать опояску.
– Не надо, – слабо возразил Нечай, – не надо, испортишь же…
– Иди и молчи, – проворчал кузнец, – щас промокнём кровь-то.
На сани постелили две шубы – вторую скинула мать Федьки-пса. Федька же развернул лошадь так, чтобы Нечаю не пришлось обходить сани. Стенькины братья протолкнулись сквозь толпу с полотенцами в руках.
– Вот, в трактире взяли.
– Нам хозяин сам дал!
– Давай. На колени становись сюда, – велел кузнец, подведя Нечая к саням, – вот так.
Федькина мать на всякий случай одернула и еще раз расправила шубы, а Полева постелила на них рубаху Нечая. Жена кузнеца обошла его сзади, вытерла кровь с боков и с поясницы, и начала осторожно оборачивать полотенцами спину и плечи. Нечай напрягся и заскрипел зубами, но Полева с силой прижала его лицо к своей груди, чтоб он не выгибался, и, поглаживая по голове, зашептала прямо в ухо:
– Тихо, тихо. Все пройдет.
И тут Нечай не выдержал. Горло перехватило болезненным спазмом, он хотел проглотить комок, но тот застрял в глотке. Нечай мучительно закашлялся, не в силах глубоко вздохнуть, и слезы побежали из глаз на полушубок Полевы.
– Что? Больно? – она снова погладила его по голове.
– Братишка, потерпи, – Мишата тронул его за руку, – потерпи еще немного.
– Да уж натерпелся, – вздохнула Федькина мать.
Нечай хотел сказать, что с ним все нормально, что ничего страшного нет, но не смог произнести ни слова.
– Мам, – высунулся откуда-то Гришка и дернул Полеву за рукав, – ты ему подуй. Когда дуешь, не так больно.
– Ой, детка, – Гришку оттащила Олена, – тут это не поможет.
Нечая медленно опустили на санки, и накрыли полушубком до пояса, закутали в шубы окоченевшие руки. От их жалости и заботы слезы бежали из глаз все сильней, и Нечай спрятал лицо в овчине. Кто-то из женщин накрыл ему спину легким и теплым пуховым платком.
– Трогай, – крикнул кузнец, отдавая жене свой полушубок.
Федька повел коня в поводу, потихоньку, стараясь не дергать сани. Рядом кто-то шмыгал носом и всхлипывал, и Нечай, приоткрыв один глаз, увидел Митяя. Гришка вел брата за руку, и тоже морщил нос, но держался.
– Надо шкуру содрать с овцы, и на спину приложить, еще теплую. Это помогает… – посоветовал Федькин отец, – я, когда в городе был, видел.
– Ерунда это! – возразил кузнец, – припарки с чистотелом хорошо.
– Да не поможет чистотел, – сказала Олена, – мятные припарки надо.