Удача леди Лайзы
Шрифт:
— Да, в ней всегда лежала подвеска! Господи, откуда...
Джайлз опять деликатно перебил ее:
— Фрэнчер наткнулся на нее как-то утром, когда раздвигал портьеры в кабинете Чада. Она была на полу, за занавесками. Он не счел возможным самому известить власти и поэтому обратился ко мне.
Лайза ошеломленно смотрела на шкатулку, по которой скользили ее пальцы. Потом она резко подняла голову, чтобы взглянуть на своего гостя.
— Джайлз, вы хотите сказать, что Чад... вор?
Лицо Джайлза выражало глубочайшую скорбь.
— Боюсь, — начал он мягко, — что другого объяснения быть не может.
— Ну хорошо... — только и смогла выговорить Лайза, потому что противоречивые чувства раздирали ее, но голос ее прозвучал спокойно, когда она продолжила: — Мне интересно, а почему вы не отнесли его прямо на Боу-стрит, если так убеждены в виновности Чада?
Казалось, его осадило это заявление.
— Почему я... ну просто... я подумал, будет лучше, если вы узнаете эту новость от друга, чем от представителя властей. Я знаю, какой удар для вас узнать о его вероломстве.
Лайза встала и принялась мерить шагами беседку.
— Я не могу не согласиться — это выглядит подозрительно... Но, вероятно, существует какое-то объяснение, как эта шкатулка попала в дом Чада. Я отказываюсь поверить, что он замешан в краже.
Перемена в выражении лица Джайлза — от сожалеющей скорби к открытому изумлению — была разительной.
— Лайза! Вы не можете обманывать себя. Этот человек виновен в преступлении, и необходимо известить власти.
— Я согласна, что нужно сообщить властям. Но, говорю вам, Джайлз, Чад Локридж, каковы бы ни были его недостатки, не вор. Даже если бы я увидела его на Бонд-стрит с прилепленной на его лоб подвеской королевы, я бы и тогда не усомнилась бы в его невиновности.
— Ваша лояльность похвальна, — произнес он, и голос его был ровным и невыразительным, — но мы еще посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда Локридж окажется под арестом за кражу.
Он уже протянул было руку к шкатулке, но Лайза быстро прижала ее к себе.
— Нет, Джайлз. Вы были правы: это улика против Чада, и я позабочусь, чтобы она попала по назначению.
Лайза повысила голос, когда говорила, и ее слова были отчетливо слышны в соседнем саду, по которому Чад шел из конюшни. Он остановился, раскрыв рот от изумления, и уставился в том направлении, откуда донесся ее голос.
На следующий день небо затянуло облаками, и погода была пасмурной и неприятной. Лайза проснулась с тяжелой головной болью, не чувствуя себя освеженной сном — почти всю ночь она провела в сомнениях, строя бесплодные догадки. Она послала записку Чаду.
— Спасибо, что пришли так быстро, — сказала она тихо и спокойно, когда вела его в маленькую столовую. — Мне нужно кое-что сказать, но я не знаю, с чего начать.
— Начало пока не очень пугающее, — осторожно произнес Чад. Он внимательно посмотрел на нее. — Вы, как всегда, можете скрасить любой пасмурный день, но я помню моменты, когда вы выглядели и получше, моя дорогая.
— Хотелось бы надеяться, — ответила Лайза. Уголки ее рта дрогнули в усталой улыбке. — Эта ночь была слишком длинной, Чад. — Она подождала, пока он сядет на диван у камина. — Вчера ко мне пришел Джайлз Дэвентри. Похоже, он уверен, что это вы украли подвеску королевы.
Чад лишь слегка приподнял брови.
Глубоко вздохнув, Лайза продолжила:
— Да, ему кажется, что... улика — неопровержимая и что меры против вас могут быть приняты очень скоро.
Она встревоженно подняла на него глаза. К ее удивлению, у него на губах играла ироничная улыбка.
— Как необычно и любопытно, — сказал он. — Эта улика... Это что-то особенное?
От ее щек отлила кровь, но она вскинула подбородок:
— Ну, я не могу этого сказать, но, Чад, разве вы не понимаете? Джайлз уверен, что вы украли подвеску!
Рот Чада сжался жестче.
— Да, но, видите ли, мнение мистера Дэвентри меня совершенно не интересует и не волнует.
— О Боже, ради всего святого! Он зашел так далеко, что сказал мне — он собирается сообщить на Боу-стрит о своих подозрениях. Ну как вы не понимаете? Вас могут арестовать!
Чад вздохнул.
— Вы же знаете, моя дорогая, мы с вами уже говорили об этом. Вы хотите, чтобы я понесся на Боу-стрит и заявил во всеуслышанье — всему миру, что я так же невинен, как младенец? Что я не крал подвески и что я — не вор? — Он взял ее руку. — Вы не думаете, что будет лучше подождать, пока мне предъявят обвинение хоть в чем-то, прежде чем я разражусь разного рода заявлениями?
— Да, но...
— Я чувствую, что мне нечего больше добавить по этому вопросу.
— Может, вам нужно поговорить с Джайлзом?
— Чего ради? Убеждать его в моей невиновности? — нахмурился Чад. — Не думаю.
— Так вы не знаете, чем рискуете? — от отчаяния ее голос был полон ярости. — А как насчет тех, кто уверен, что вы на краю пропасти? Они будут только потирать руки от радости, когда услышат о вашем новом несчастье.
Наступило долгое молчание. Между ними возникло нечто, чего Лайза не могла понять. Оно нависло над ней, как свинцовый туман, и Лайзе показалось, что ее ударили.
— Чад! — выкрикнула она. — Он мой друг. Он просто пытается защитить меня.
Чад пристально смотрел на Лайзу. Итак, она снова отвернулась от него. У нее даже не хватило честности признаться, что она собирается отнести шкатулку на Боу-стрит — если только уже не отнесла. Ему захотелось схватить ее за плечи и сильно встряхнуть, и сказать ей, что он — не вор, и как только она могла подумать такое?! Но вместо этого он с горечью подумал: «Может, ее нельзя за это винить сейчас, как и в прошлый раз!?» Можно ли ожидать, что она слепо поверит ему, когда весь свет поставил на нем клеймо вора и отъявленного мерзавца? Наверное, нет. Но, Господи, он так хотел, чтобы она верила! Даже теперь он не мог не чувствовать желания схватить ее в свои объятия и целовать до полной потери рассудка.