Удар! Ещё удар!..
Шрифт:
«Да, сложное положение у Б., — подумал Александр Александрович. — Как бы он сгоряча не натворил глупостей».
Ведь Э. достаточно ничьей, чтобы занять первое место. Он, конечно, и будет спокойно, выжидательно маневрировать фигурами, постепенно сводя партию к ничьей. А Б. нужен выигрыш. Только выигрыш. Лишь победив, он займет первое место. Вот тут-то все и кроется. Стремясь к выигрышу, к выигрышу во что бы то ни стало, Б. может очертя голову ринуться в атаку, чтобы сокрушить, смять противника. Но, к сожалению, такая прямолинейная
«Выдержка. Крепкие нервы и выдержка — вот что сейчас особенно требуется Б., — подумал Александр Александрович. — Но где взять эту хваленую выдержку? Как сохранить хладнокровие в такой решительный момент? И притом, ведь Б., конечно, выбит из колеи вчерашним ужасным проигрышем. Да, тяжело…»
Задумчиво шагал он по приморскому бульвару. Угрюмое, серое с прозеленью море казалось сегодня не таким суровым. И скупое голландское солнце грело нынче щедрее.
Возле лавочки торговца сувенирами Александр Александрович увидел Игната Михайловича. Тот перебирал разложенные веером на прилавке открытки.
«К отъезду готовится», — подумал Александр Александрович.
Он подошел и тоже стал небрежно просматривать цветные открытки. Вот типичный староголландский пейзаж: ветряная мельница и канал. Вот знаменитая тридцатикилометровая дамба, сдерживающая напор Зюдерзее, а вот старая крестьянка в национальной одежде и башмаках на толстой деревянной подошве. А это снимок прославленного красавца тюльпана «Мефистофель», луковица которого стоит дороже автомобиля.
— К Э. приехала дочь, — неожиданно сказал Игнат Михайлович. Голос у него был низкий, сочный.
Александр Александрович пожал плечами. Ну и что?
— Последний тур. Наверно, хочет присутствовать, когда ее папаше будут вручать первый приз…
Александр Александрович внимательно оглядел Игната Михайловича. Что это — намек?
— Приз еще надо завоевать, — спокойно промолвил он.
Они опять занялись открытками.
«Почему молчит? Почему ни слова не скажет о моем вчерашнем выигрыше? Ведь, наверно, недоволен мною», — думал Александр Александрович.
— Ты чего такой кислый? — неожиданно спросил Игнат Михайлович. — У самого Б. выиграл! Гордиться надо!
Александр Александрович усмехнулся:
— Для особой радости не вижу оснований…
Игнат Михайлович долго, внимательно оглядывал его.
— Понятно. Кто-нибудь что-нибудь сказанул? Мол, непатриотично? Так?
— Никто ничего. Но… — Александр Александрович развел руками. — Имеющий голову да поймет!
— Э-эх ты! — Игнат Михайлович за борт пиджака притянул Александра Александровича к себе. — Ведь ты поступил правильно. Ты прав, понимаешь? Абсолютно прав…
— Я-то понимаю…
— А я, если и хмурюсь, то не на тебя, эх ты, голова! Просто положение досадное. Сложилось все как-то неудачно. Чего уж греха таить, приятнее бы и мне, и другим болельщикам, если б Б. выиграл у тебя. Но ведь это он виноват, что не выиграл. Он плохо играл. Он, а не ты! Понял?
— Понял, — засмеялся Александр Александрович. — Да не тряси ты меня, как грушу!..
Игнат Михайлович отпустил лацканы его пиджака и тоже засмеялся. На душе у Александра Александровича посветлело.
«А я-то… Я-то… Нервы все, нервы…»
Они еще долго перебирали открытки.
— Главное — выдержка, — задумчиво сказал Александр Александрович, имея в виду Б. — Не лезть в атаку. Не поддаваться легким соблазнам…
Игнат Михайлович кивнул:
— Сейчас Э., конечно, настроен миролюбиво, как сытый тигр…
Сравнение, видимо, понравилось ему, и он развил свою мысль:
— Но тигр — всегда тигр. И Б. должен хорошенько усыпить его бдительность…
Вскоре Игнат Михайлович, купив несколько открыток, ушел. Александр Александрович, радостно оживленный, вернулся в гостиницу, позвонил в Москву, домой. Сказал жене, что завтра вылетает, спросил, как Толька.
— Мне тут прямо телефон оборвали! — вместо ответа радостно кричала в трубку жена. — Поздравляют! Без конца поздравляют. Один даже поцеловал меня. Вот уж впрямь «болящий»!
Так жена называла болельщиков. Она отчего-то недолюбливала шахматы, не понимала, почему занятые солидные люди тратят столько сил и здоровья на это несерьезное дело. Это был тот «пунктик», из-за которого часто возникали споры между супругами.
Александр Александрович невольно усмехнулся, некстати вспомнив, что в Голландии ярых болельщиков метко называют «укушенными».
— Тебе все смешки, — обиделась жена.
Объясняться было бы долго, и Александр Александрович сказал:
— Потом… — и подозрительно спросил: — А больше «болящие» ничего не говорили?
— Чего ж еще? — удивилась жена.
Закончив разговор, Александр Александрович, пожалуй, впервые за весь турнир с аппетитом пообедал и пошел бродить по улицам. Из-за дьявольски напряженного турнирного режима он все еще толком не осмотрел городок. Кроме того, следовало купить подарки сыну, жене и теще.
Долго ходил по незнакомым узким улочкам. Зашел в маленькую картинную галерею, надеясь посмотреть старинных мастеров, но увидел лишь странные полотна современных художников — какие-то ромбы, круги, кубы.
…На турнир он пришел часов в семь. Опоздал нарочно. Зал был полон, и не только курортной публикой и туристами, — нет, сами местные жители нынче заполнили старинную ратушу.
«Еще бы. Их кумир финиширует! И как блестяще!» — подумал Александр Александрович и протиснулся к столикам. Все партии были в самом разгаре. Он сразу же впился в демонстрационную доску «Б. — Э.» и уже не отрывался от нее.