Удар! Ещё удар!..
Шрифт:
«Двенадцатое место, — покачал он головой. — При семнадцати участниках. Ну и ну… Старость, что ли?»
Одно за другим он вспоминал все свои крупные послевоенные состязания: чемпионаты СССР, международные турниры. Правда, первое место он занял лишь один раз, но и ниже четвертого тоже был лишь один раз.
Он подошел к старинному зданию ратуши. Играли здесь, в большом зале с каменным полом, гулкими сводами и узкими стрельчатыми окнами. Высокий статный красавец полицейский в белых крагах, белых перчатках и с белой широкой лентой, как портупея, через плечо, приветливо козырнул ему.
— Рус, карош, спасибо! — сверкая ослепительно-белыми, крупными, как фасолины, зубами, отчеканил он. Этими тремя словами — ими ограничивалось его знание русского языка — каждый день встречал он советских шахматистов.
В вестибюле Александру Александровичу молча поклонился сидящий за столиком пожилой мужчина в черно-белом клетчатом костюме и такой же клетчатой шляпе: живая шахматная доска. Он продавал входные билеты.
Народу в зале было мало. Доигрывание не вызвало интереса у курортной публики.
«Еще и лучше», — подумал Александр Александрович.
Обычно, особенно к концу тура, в зале колыхалась густая пелена табачного дыма. Зрители, наблюдая за партиями, курили сигарету за сигаретой. Некурящему Александру Александровичу это очень мешало.
Доигрывание длилось недолго. Александр Александрович сделал всего двенадцать ходов и остановил часы. Грозили новые неизбежные потери, и сопротивление стало уже бессмысленным. Он пожал маленькую, но крепкую руку Баррера, сказал несколько положенных в таких случаях поздравительных слов и вышел в комнату для участников.
Встретил руководителя команды Игната Михайловича, невысокого коренастого мужчину лет пятидесяти, с голой огромной лобастой головой и длинными «казачьими» усами. Поздоровались.
«Сейчас скажет что-нибудь теплое, чуткое, — подумал Александр Александрович. — Или повторит, что я не в форме. Со всяким, мол, случается».
Голландские газеты уже не раз весьма корректно писали, что советский гроссмейстер К. после перенесенной болезни «не в форме». Это было простое и удобное для всех объяснение его неудач. Александру Александровичу тоже нравилась эта краткая, четкая формула. Не в форме — и все. И говорить не о чем.
Но по временам он задумывался. А что это, собственно, такое, «не в форме»? Падение боевого духа? Физическое недомогание? Неуверенность? Страх? Неподготовленность? Или и то, и другое, и третье? Действительно ли виновата малярия, сильно потрепавшая его перед турниром, или это лишь отговорка…
Игнат Михайлович не выразил сочувствия. Вдвоем они прошли к турнирной таблице, висевшей на стене. Судьи только что проставили результаты последних доигранных партий. Перед огромной таблицей стояло еще несколько шахматистов. Они переносили единицы, нули и половинки в свои карманные таблицы и оживленно обсуждали шансы участников.
Собственно, все было ясно. Оставались два последних тура. Впереди, сильно оторвавшись от остальных, шли советский гроссмейстер Б. и голландский гроссмейстер Э. У обоих было по одиннадцати очков. Последние два тура и должны были решить, кто из них займет первое место. На третьем, четвертом и пятом местах тесной группкой шли советские гроссмейстеры,
Кто же — Б. или Э.? Это волновало не только участников турнира. Сотни тысяч шахматистов и болельщиков всего мира жадно следили за ходом последних схваток и с нетерпением ждали: кто же? Кто?
На вокзалах, в больницах, в кафе и библиотеках люди, даже не знающие, как ходит конь, спорили, кто победит: русский или голландец?
В этом международном турнире участвовали шахматисты девяти стран; и, конечно, всем болельщикам хотелось, чтобы победил представитель именно их страны. Только так!
Несколько месяцев назад скоропостижно умер чемпион мира Александр Алехин. Впервые за многие десятки лет сверкающая шахматная корона оказалась бесхозной. В мире кипели страсти: как теперь выявить нового чемпиона? Кто будет им?
И все, конечно, понимали, что победитель этого турнира в Голландии получит веские основания претендовать на почетное звание «первого шахматиста планеты». Поэтому-то особенно волновались болельщики. Кто победит? Б. или Э.? Кто сделает эту первую внушительную заявку на титул чемпиона мира?
Александр Александрович знал: в Голландии доктор Э. давно уже стал чуть не национальным героем. Его портреты продавались на улицах, его имя было известно каждому мальчишке. За успехами Э. напряженно следила вся эта крохотная своеобразная страна. И немудрено: вряд ли в Голландии был еще хотя бы один спортсмен, пользующийся такой же всемирной славой.
В седьмом туре, например, зал, обычно и так неполный, был почти пуст. «В чем дело?» — удивлялись участники. И только потом сообразили: ведь в этот день Э. не играет, он выходной.
Семнадцать шахматистов в маленьком голландском курортном городке знали: за их борьбой в этом гулком обветшалом зале старинной ратуши следит весь мир. И это тоже возбуждало и без того взволнованных участников турнира.
Только сейчас, стоя у таблицы, Александр Александрович отчетливо понял: для него, лично для него, турнир, собственно говоря, окончен. В последних двух турах прихотливый турнирный жребий, как это часто случается, выкинул фокус. Словно в насмешку над Александром Александровичем, он в предпоследнем туре должен был встретиться с советским гроссмейстером Б. А в последнем туре он был выходной. Именно с Б., лидером турнира, вынужден он играть сегодня. Он, усталый, издерганный, потерявший столько сил в предшествующих партиях. Он, мечтающий сейчас лишь об отдыхе. Он, который «не в форме»… Да, было ясно: его ждал еще один нуль.
Говоря честно, Александр Александрович не очень огорчился.
«А какая, собственно, разница? Ну, еще нуль. Двенадцатое место или тринадцатое. Даже четырнадцатое. Это уже, в общем, неважно».
…Он вяло поел, погулял и за десять минут до начала тура явился в зал.
Столик, за которым он должен был играть, стоял нынче в самом центре и был выдвинут ближе к зрителям. Александр Александрович усмехнулся. Еще бы! Устроители опытны! Они знают, как любят болельщики следить за игрой лидера. И особенно — наблюдать, как тот укладывает на лопатки очередную жертву.