Удар гильотины
Шрифт:
– Не вижу ничего такого… Без эксперта не обойтись.
Он повернулся и вопросительно посмотрел на Антона. Вопрос был понятен, и Антон попытался вспомнить. Художник… что сделал Ван Барстен, когда…
Надавил на плитку? Повернул? Поцарапал?
Ван Барстен пробормотал что-то, чего Антон не расслышал… тогда. А сейчас, будто повторенные при максимальном усилении звука, слова, сказанные художником, прозвучали в ушах Антона отчетливо, как текст диктора, читающего по радио последние новости:
– Если ты еще раз…
Антон отодвинул
– Если ты еще раз… – произнес Антон на неизвестно каком языке, и ничего не случилось.
Мейден за его спиной тихо хмыкнул. То ли не понял слов, то ли не понял, к чему они были сказаны.
– Подойдешь. К Эсти…
Плитка на высоте его глаз с тихим щелчком сдвинулась, открыв темноту маленького сейфа. Что-то там лежало, на что-то падал теперь свет, и это что-то не выглядело пистолетом. Если бы там лежал пистолет, Антон узнал бы сразу, дежа вю… Память молчала.
– Позвольте, – сказал Мейден и решительно отодвинул Антона, так, что тот не сумел удержать равновесия и, чтобы не упасть, ухватился рукой за…
Это была рука Анны. Девушка поддержала его, они стояли посреди комнаты, то ли помогая друг другу, то ли обнимаясь, то ли, наоборот, стараясь друг от друга отлепиться.
Майор что-то достал из сейфа, положил в приготовленный пластиковый мешочек. Мейден комментировал свои действия и, возможно, слова его фиксировал микрофон, Антона это не интересовало, он смотрел в глаза Эсти, а Эсти смотрела в его глаза. Эсти была жива, с Эсти ничего не случилось, она не падала с шестого этажа этого серого днем и черного по ночам огромного дома, где жила с рождения и который сейчас видела впервые в жизни.
– Эсти, – пробормотал Антон.
– Я Анна, – мягко произнесла девушка.
Антон кивнул.
– Эсти, – сказала Анна, – это тоже я, только другая… где-то… я не знаю.
– Ты часто вспоминала себя… другую?
– Да. Всякий раз, когда видела что-то…
– Дежа вю.
– Да.
– Сейчас?
– Нет. Здесь я не была никогда.
– Ты жила в этом доме.
– Дом я узнала. Мы жили здесь на шестом этаже. С мамой.
– Мамаша Кузе.
– Кузе? – примерила Анна на звук это слово. – Ее звали Сандра.
– Молодые люди, – прервал разговор майор, – подойдите сюда, будете свидетелями. Вы видите, что я достал из тайника?
В пластиковом пакете, который Мейден держал на вытянутой руке, лежали семь (Антон подсчитал) небольших, размером с теннисный мяч, белых мешочка.
– Это героин, – пояснил майор. – Собственно, вам не обязательно знать, что это. Просто скажите для записи: назовите свои имена, номера удостоверений и опишите, что видите в пакете. Когда протокол отпечатают, поставите свои подписи. Завтра. Итак. Вы, девушка.
Джентльмен. Женщин вперед.
– Анна Риттер, – сказала Эсти, так и не отлепившись от Антона, лишь крепче сжала ладонью его локоть. – Гражданка Израиля, номер иностранного паспорта восемь-один-два-пять-восемь-один-девять. Вижу семь белых мешочков, плотно набитых…
– Антон Симак, гражданин Израиля, номер иностранного паспорта…
Антон не помнил номера, с чего бы ему этот номер помнить? Паспорт лежал у него в боковом кармане куртки, Антон вопросительно посмотрел на Манна, тот кивнул.
Антон все же отлепился от Анны (как не хотелось!), достал паспорт и зачитал вслух номер.
– Прекрасно, – сказал майор. – На этом я с вами прощаюсь, мне нужно оформить изъятие, сейчас здесь будет группа экспертов, они займутся описью.
– А Ван Барстен? – сказали Антон и Манн одновременно.
– Ах, – усмехнулся Мейден, – я задержал его еще вечером.
– Да? – удивился Манн. – Вы говорили, что нет оснований…
– За попытку устроить драку в ресторане, – объяснил майор. – На самом деле он только замахнулся, но для повода этого было достаточно. Если бы вы, Манн, меня обманули, я оказался бы в идиотском положении, и тогда от вашей лицензии…
– Скажите, пожалуйста, – усмехнулся Манн. – Вы, оказывается, доверяли моей интуиции больше, чем я сам.
– Идите, идите, – проворчал Мейден. – Жду всех утром в девять.
– Как-то все это… – сказал Антон. – Я ничего не понял. Я все помню, Тиль, но не понимаю.
Он не хотел, чтобы в голосе прорывались жалобные интонации, но чувствовал, что все-таки жалуется.
Они сидели в квартире Манна – женщины на диване у журнального столика, мужчины – за столом, где лежали блюда с бутербродами, стояли чашки с кофе и початая бутылка коньяка. Рюмок не было – Кристина сказала, что не позволит никому выпить, пока в историю не будет внесена предельная ясность.
– Вы мне сами все рассказали и объяснили в самом начале, – усмехнулся Манн. – И – спасибо, вы хороший свидетель, сказывается, наверно, привычка научного работника, – вы очень точно описывали свои дежа вю в эти дни. Мне оставалось только следовать за вашими рассказами и… да, я все разложил по полочкам, но боялся, что раскладываю неправильно. В результате или вообще никуда не приду, или приду не к той цели, к которой мы оба шли.
– Не понимаю, – упрямо повторил Антон. Он хотел пересесть на диван к Анне, взять ее за руку, почувствовать, как она сжимает его ладонь тонкими пальчиками…
– Все вы прекрасно понимаете, Антон! Просто у вас нет опыта криминальных расследований, и вы не умеете сортировать разрозненные факты. Вы все свалили в одну кучу, извините.
– В какой-то момент, – сказал Антон, – я вдруг понял, что это я… убил художника в церкви.
– Хм… – промычал Манн. – Где-то вы так и собирались сделать. Не думаю, что вы убили Ван Барстена хоть в какой-то реальности. Антон, вы в принципе способны убить человека? Не защищаясь, не жизнь свою спасая, а подкрасться сзади и всадить нож в спину?