Удар «Молнии»
Шрифт:
– Нет, ты навяжи! Послушаю.
– Большой игры нам с ними не потянуть. – Сыч намеренно сбрасывал скорость перед каждой неровностью на дороге. – Они создавали аппараты, а мы тем временем громили свои… Поэтому ты подписываешь контракт, но прежде максимально оттягиваешь время, раскручиваешь Кархана на предмет месторасположения центра подготовки. После этого они тебя ни на минуту не оставят без внимания, скорее всего приставят своих людей, подселят в дом под видом тех же строителей. Ты выторговываешь еще пару недель, чтобы собрать своих мужиков, вербовку они тоже будут держать под контролем, так что после беседы
Впереди уже вырастали мрачные коробки замков…
Генерал толкнул локтем Сыча, сказал с сожалением:
– Мне казалось, ты профессионал, Николай Христофорович.
– Говори быстро, что не устраивает.
– По какому праву я буду брать Героя Советского Союза подполковника Муртазина? Если по совести? Он – не предатель, не перебежчик. И двойной игры не вел. Он честно служил, только его сдали. За то, чтобы какой-нибудь блатной полковничек отличился и разгромил в ущелье банду. Чтобы звездочку получил. На погоны и на грудь.
– Кончай дискуссии, Сергей Федорович, – обрезал Сыч. – Потом, некогда сейчас. Давай выползать из грязи.
– Не выползем до тех пор, пока не разберемся с этими вопросами, – жестко произнес генерал Дрыгин. – Давай говорить как профессионалы. За Карханом нет криминала. Он – подданный Саудовской Аравии, свободный гражданин. Ничего противозаконного не совершает. Я тоже свободный гражданин и могу поехать работать куда угодно и кем угодно. Если все ветви власти в России терпят разбойную чеченскую партию и даже заигрывают с ней, значит, это нужно власти. Если сам президент взращивает сепаратистскую Чечню, вооружает ее, практически признает самостоятельным государством, значит, это нужно президенту. Ты сначала определись, что тебе нужно. Рыцарский поединок, чистая совесть истинного патриота? Или что?
Сыч остановил машину возле столярки, выключил двигатель.
– Я хочу жить спокойно, – сказал он громко, – а не сшибать ваши полтинники на халтурах, понял? Хочу, чтоб со мной считались, потому что я тоже человек! И живу в своем государстве!
Дед Мазай молча выскочил из машины и стал помогать мастерам вытаскивать из столярки тяжелый деревообрабатывающий станок. Сыч никак не мог угомониться, маячил рядом, засунув руки в карманы.
– Смотри, сколь настроили! – кивал он на замки. – А на какие деньги? Если я не могу украсть, так не человек нынче? Хрен вот тебе! Погодите, блин, вас еще скоро палить начнут. Потерпят, потерпят и начнут! Вы хотите во дворцах жить, а мы – быдло? Мы не хотим?
– Ты меня к ним не приравнивай, – огрызнулся дед Мазай, кряхтя от натуги. – Ты мою избу видал!
– Ага, ничего себе избенка! Каменная!
– Ты его сильно не заводи, – зашептал «непьющий» мастер Алексей Николаевич, дыша крутым перегаром. – А то бросит и уедет. Дурной…
– Не бросит, я ему полтинник заплатил, – признался генерал.
– Я при коммуняках левачил, теперь у хозяина работаю – тоже левачу, – продолжал Сыч. – Да что это, жизнь, по-твоему? Это достоинство человеческое?
– Помолчал бы ты, – посоветовал ему бригадир столяров, невзрачный пожилой человек с голосом и интонациями, в точности повторяющими министра Козырева. – Тебе заплатили, так молчи. Не подымай волны, не трещи над ухом.
– Мне его полтинником – подтереться, понял? – возмутился Сыч. – Это тебе заплатили, так ты и сопишь в две норки, пуп рвешь. А я хочу уважать себя! Гнуться не хочу ни при какой власти, тем более перед ворьем!
Дед Мазай переводил все это на свой язык и побаивался, что Сыч может переиграть. Конечно, подобные возмущения уже становились привычными уху и воспринимались естественно, однако не следовало так сильно заострять на себе внимание мастеров, делать себя запоминающимся. Бригадир вдруг отозвал «шоферюгу» в сторону, что-то сказал ему на ухо и равнодушно вернулся к своему занятию.
– Напугал! – зло отмахнулся Сыч. – Ну и что? Генерал КГБ… Если сам не ворует, значит, ворье покрывает! Они вон дворцы себе строят и не боятся. А мне чего?..
Однако все-таки Сыч несколько поутих, стал в стороне и лишь поглядывал на мужиков да изредка поторапливал с погрузкой.
– Злой ты стал, Коля, – сказал дед Мазай, едва они тронулись в обратный путь. – Это никуда не годится.
– В другой раз обсудим, – прервал Сыч. – Давай еще варианты. Давай, давай! Важно, как провести финал, как завершить операцию. Согласен, Кархана пока отпустим. Но я докажу, что сейчас он работает против России. И возьму сам! Не позволят – уберу…
– Не партизань, это отчаяние.
– Короче, Сергей Федорович! Мы еще ничего не решили. Теряем время!
– Подслушивающее устройство только в репродукторе?
– Других мы не обнаружили.
– Придется рискнуть. – Генерал Дрыгин заговорил отрывисто: – Переберусь из мансарды в боковую комнату. Заставлю вставить рамы. Ремонт пусть начинают сверху. Кархан опасается своих хозяев. Помнит, что его слушают, закрепощен. А внизу он у меня разговорится.
– Но там нет нашей подслушивающей аппаратуры!
– А ты хочешь еще и меня контролировать?
– Не тебя!..
– Твои проблемы, мне наплевать. Важно вывести Кархана из-под хозяйского уха. Пусть хозяин забеспокоится. Начнется шевеление, подвижка. Отслеживай. Далее: кровь из носа – пригони мне сюда толпу рокеров на мотоциклах. Пусть катаются везде, по двору, по огороду. И орут – убьем, сожжем, тиран, смерть КГБ и все прочее. Пусть выхлестнут пару окон, разведут костры. Побольше шума! Стоп!.. Рокеров надо уже сегодня ночью, пусть филеры привыкнут. Да! На станции пусть побьют пару палаток.
– Понял, сделаем! Это хорошо. Еще что?
– Естественно, я заявлю в милицию, – размышлял генерал. – Потребую защиты. Пусть подъезжают милицейские машины. Ночью на усадьбе подежурят какие-нибудь менты-салаги, но обязательно наши. Возникнет заваруха с рокерами. Ментов побьют, они разбегутся. Главное, больше шума, движения, неразберихи. Я выйду, не вытерплю. Оставлю Кархана одного. Куда потом исчезну – неизвестно.
– Не годится! – заключил Сыч. – Последнее – нет. Не поверит, начнет искать. Или ты сам обязан будешь объявиться. Ты же подписал контракт! Не пойдет, липа, белые нитки.