Удар змеи
Шрифт:
– Ты меня знаешь?
– оглянулся Зверев.
– А то! Не так много князей на Руси. А уж князь Сакульский, что в сече под Казанью половину Арской рати татарам положил, каждому отроку знаком будет.
– Боярин Грязный?
– наконец сообразил Андрей.
– Ну, пойдем, гостем будешь. Богдан, про вино не забудь!
– Эк тебя… - застучал коваными сапогами по ступеням боярин.
– В горле пересохло?
– Брысь отсюда!
– спустившись в комнату, рыкнул на холопов Андрей.
Слуги, не задавая вопросов, поспешили к выходу.
– Никита!
– окликнул князь самого уважаемого среди свиты мужика.
– Вина, закуски там… Наверху закажите себе. Отдыхайте. Гулять снаружи не нужно. Ни к чему.
– Как
– И через ворота главные не ходите, порешить басурмане могут! Токмо для них они назначены… В церковь на службу соберетесь - узким лазом выбирайтесь, каким мы сюда заселялись.
– Слушаю, княже, - еще раз поклонился Никита и вышел следом за сотоварищами.
– Тебя и не понять, Андрей Васильевич, - засмеялся Васька Грязный.
– То не выходить вовсе, то ворота татарские не пользовать.
– Чтобы знали… - отмахнулся Зверев, прошел вокруг комнаты.
– Вот, леший, ни одного стула!
– Это ты с непривычки, княже… - хмыкнул гость, прошел по комнате, собрал из ниш несколько подушек, кинул на пол напротив окон и вольготно развалился, опершись на них спиной.
– Ты, вижу, привык…
– А то!
– не заметил неприязненного оттенка боярин.
– Который год в полоне томлюсь. Все нравы запомнить успел.
– Халат хан Девлет-Гирей подарил?
– Истинно так, княже, - удивился гость.
– Откель ведаешь?
– Упредили, как снаряжали в дорогу.
– Верно!
– махнул рукой боярин Грязный.
– Я же о том государю отписывал…
– Отписывал… - Зверев совершил еще круг, подбрасывая в жаровни уголь, потом расстегнул ферязь, скинул шапку и уселся на ковры неподалеку от гостя: - Как же ты прижился-то здесь столь славно, боярин, что крымский хан тебе даже халаты и отрезы дарит?
– Легко, княже, - пожал плечами Грязный.
– Когда понимаешь, каковые здесь правила, все очень просто становится. Глупые они тут все, самолюбивые и на лесть падкие. Предложишь помочь - могут и голову отсечь. А коли сплетешь из слов нечто навроде: «Дозволь прикоснуться к твоей мудрости, великородный непобедимый хан, и созерцать твое правосудие», - и вмиг первейшим советником становишься.
– Так ты теперь первейший советник, что ли?
– Увы, княже, - рассмеялся боярин, - льстецов велеречивых тут и без меня в достатке, не протолкаешься. Однако же не в порубе сижу, к хану вхож и даже, как видишь, не раз оным одарен.
– Отчего же они за помощь головы рубят, не понимаю?
– Да умы у них, княже, сильно не по-нашему устроены. Вот у нас как? Коли человек тебе дружбу свою с душой предлагает, так ты ему тем же ответишь, правда? Коли помочь желает - спасибо скажешь. Коли мира просит - замиришься. Слабого пожалеешь. А татарин-басурманин али чухонец дикий - ты смотреть не станешь. Все едино ведь душа человеческая, хоть и заблудшая. У басурман же все иначе, сразу и не поймешь. Они здесь все по заветам Магометовым живут, кои в Коране изложены, понимаешь? Коран же говорит, что честный мусульманин и христианам, и караимам, и даже схизматикам покровительство оказывать должен.
– А голову-то отчего помощникам рубить, боярин?
– попытался вернуть гостя к своему вопросу Зверев.
– В том-то и ответ, Андрей Васильевич!
– хлопнул ладонью о ладонь Василий Грязный.
– Вот ты сам помысли: коли ты кошку привечать взялся, как ты исполнять сие станешь, коли кошка за столом твоим сидеть станет, вино твое пить, добром из амбаров распоряжаться - а тебя на коврике у двери держать? Как ей можно покровительствовать, а? Ты эту кошку сперва за шкирку оттаскаешь, об стену мордой постучишь, обратно на коврик кинешь, а уж после этого, коли успокоишься, опять баловать начнешь. Вот и магометяне все такие. Коли ты у них помощи спросишь - покровительство свысока окажут. Коли сам помощь предложишь - то получится, что ты покровительствуешь.
– А-а, вот оно как, - начал понимать Зверев.
– Вот-вот, и в этом они все!
– развалился на подушках гость.
– Коли ты им мир предложишь - добить постараются, коли дружбу - войну насмерть затеют. Слабость выкажешь - не успокоятся, пока не уничтожат. Не нужен им ни мир, ни дружба, ни уважение. Им нужно, чтобы ты им слугой был, рабом али зверьком домашним, который в покровительстве нуждается и о том постоянно умоляет.
– Будут делать все наоборот?
– Магомет им завещал на всей земле законы басурманские установить. И за то воевать они до конца станут, каждой возможностью пользуясь. Предложением мира их только раззадорить можно. Коли мира хочешь, значит слаб. На уступки пойдешь - давить станут, пока целиком не сожрут. Нет для них иного правила, нежели подчинение иноверцев их власти. Нет, и все. Ты хоть ведаешь, княже, как они империю свою называют? Земля мира! А все, что вне империи - земля войны. И не наступит нигде мира по их закону, пока чужие земли землей империи не станут. Их можно убить - или подчиниться. И никак иначе.
– Ты, стало быть, подчинился, боярин?
– Я в полоне, княже, нечто ты забыл?
– пригладил бороду гость и тяжко вздохнул.
– Не торопится что-то меня выкупать государь наш, кормилец.
– Я как раз и приехал о выкупе полонян с ханом сговориться.
– От это хорошо, княже!
– встрепенулся Грязный.
– Это славно. Я ныне об этом как раз уговориться с ханом успел.
– О чем?
– насторожился Зверев.
– О выкупе полона татарского за этот год. Сие ведь через Девлета все идет. Он с каждого выкупленного ратника четверть получает, да еще четверть султану османскому уходит, как верховному владетелю здешнему. Посему беи крымские списки с пленниками в Бахчисарай шлют, а казна царская по уговору всех выкупает.
– Государь меня о выкупе посылал договариваться… - сухо сообщил князь Сакульский.
– Не надобно тебе, княже, без опыту с эмирами здешними уговариваться, - мотнул головой гость.
– Я же сказывал, тут каженное слово продумать важно, дабы басурманин равенства часом не ощутил. Тут даже перечить и то с лестью и почтением надобно, и уговариваться не советами или, спаси Боже, требованиями, а намеками и уважением к мнению ханскому… От, по осени, государь посольство свое присылал, с татарами об альянсе уговориться, с ляхами вместе воевать. И что? Как басурмане про союз услышали, так враз на дыбы встали. Какой союз?! Не могут они с неверными в союзе быть, ровно по чину одинаковы! Надобно было о подмоге татарской в сем деле говорить, будто мы покровительства крымского в войне просим. С сим бы условием согласились бы они, отчего нет? Слова разные, но сутьто одна. Пошли бы вместе ляхов-схизматиков бить. Да ведь князья Шереметев да Салтыков рази на уважение и поклон согласятся? Уперлись, ровно дети неразумные! А меня бы спросили, через меня переговаривались, так и сговорились бы, верно говорю! Ныне, слышал, заместо союза с Девлетом супротив Польши придется государю с самими же татарами и биться…
На пороге появился Богдан с ведерным бочонком в руках, поставил его на пол. Следом просочилась пожилая служанка, расстелила чистую тряпицу с вышитым краем, поставила на нее пиалы, миски с орехами, курагой и светлым изюмом. Хозяин постоялого двора тем временем вкрутил в бочонок медный краник и с поклоном вышел.
– Э-эх… - Зверев наклонил бочонок, наполнил кубки. Поднял свой, стукнул им о край другого, выпил и тут же налил снова. Выпил.
– Эк тебя проняло… - Боярин сделал несколько глотков.