Удар змеи
Шрифт:
– Да, торопись, - рассмеялся турок.
– Серебро всегда пригодится казне султана, дабы разить и разить неверных.
– Спасибо, - пробормотал сын приказчицы, вынув из ножен покрытый булатной вязью клинок.
– Очень рад.
– Мыслю, мы увидимся еще не раз, прекрасный юноша, - пообещал осман, и Зверев тут же вскочил из-за стола.
– Идем! Чтобы успеть привезти выкуп пятнадцатого июля, нам нужно спешить. Ведь ты приказал заплатить за полон не позднее этого дня, досточтимый Барас-Ахметпаша?
– почтительно поклонился князь.
– Да, я так хочу, - подтвердил наместник.
– Мы велим собрать пленников здесь к указанному
Андрей тут же понял, кто именно оставил неизменной сумму выкупа за близкого к царю опричника. Ведь об опричниках паша не обмолвился ни словом - вот пятнадцать тысяч и остались пятнадцатью… Но теперь это уже не имело никакого значения.
– Я исполню твою волю в точности, - оберегая авторитет жертвы, подобострастно поклонился Зверев и попятился по стене к приставной лестнице, шепнул тезке: - Уходим, Андрей, уходим…
– Ты умеешь радовать мою душу, русский зимми, - помахал ему вслед Барас-Ахметпаша, прихлебывая кофе из крохотной чашечки.
– Приезжай чаще, и я сделаю твое будущее покойным.
Зверев не ответил - он уже спускался со стены, сражаясь с бушующим в черепушке штормом. Черная османская воля так и рвалась обратно к своему хозяину.
– Вроде татарин-то этот - хороший человек, - вдруг высказался мальчишка.
– Добрый и симпатичный, мне понравился.
– Истинно так, - не стал спорить Андрей.
– Трудно поверить, но хорошие люди есть везде. Кольчугу перламутровую лучше сними, а то зацепишься за камни, попортишь.
Спускаться вниз, вопреки расхожему мнению, оказалось куда легче, чем подниматься. Уже через полчаса оба Андрея оказались на причале и забрались в ушкуй. Янычар проводил их недовольным взглядом, но на этот раз не произнес ни слова.
– В Балаклаву правь, - прищурившись на небо, приказал Зверев рыжему корабельщику.
– Коли повезет, еще сегодня успеем закончить все дела.
– Ты решил взять товар, княже?
– усмехнулся тот.
– И то верно, чего попусту плавать? Но от гребцов отказался зря, возвертаться тяжело будет.
– Разберемся, - хмуро ответил Андрей.
В бухту под крепостью Чембало они вошли уже через час, остановились у крайнего причала. Оставив корабельщиков ждать хозяина для уговора об оплате, Андрей с мальчишкой отправились в город.
В Балаклаве, как и во всяком портовом городе, было все, что только мог пожелать проезжий купец. И хотя главным невольничьим рынком Крыма считалась Кафа, здесь, всего в полуверсте от моря, тоже имелись торговые ряды с богатым выбором живого товара. Погода была теплая, и девушки возрастом от десяти и до двадцати примерно лет стояли здесь обнаженными. Приходящие купцы проверяли упругость их грудей, заглядывали в зубы, щупали иные места. Рядились с торговцами и уводили товар. Или шагали дальше. Мальчиков тоже продавали голыми, молодые парни же были обнажены до пояса, дабы продемонстрировать мышцы, крепость торса. Это и был самый дорогой и ходовой товар. Прочих невольников - женщин постарше, мужчин щуплых и просто в возрасте - собрали в задних рядах. Их внешними достоинствами мало кто заботился, а потому они оставались в тряпье, в котором еще угадывались бывшие рубахи и сарафаны, кофты и порты, платки и юбки. Все прочее, имевшее какую-то ценность, давно было отобрано и продавалось отдельно.
Андрей притих и вцепился в руку князя мертвой хваткой. Зверев же громко спросил:
– Православные есть?
–
Для свершения этого акта милосердия требовалось жестокое сердце и холодный рассудок. Выкупить хотелось всех - но это было невозможно. Приходилось выбирать. Выбирать молодых, у которых вся жизнь еще впереди, - и отворачиваться от слез тех, кто постарше. Выбирать малышню, судьбой которых оказалось не детство, а татарская петля. Выбирать сильных, что смогут сидеть на веслах, - и бросать на муки ослабевших и хворых. Отворачиваться от молящих избавления - чтобы дать шанс тем, кто сохранил в своих глазах огонь ненависти. Заткнуть уши от просящих - ибо ушкуй никак не мог вместить больше тридцати человек. И то при условии, что треть - это легкие маленькие детишки.
Потом Андрей несколько минут торговался с довольным пузатым османом, скинувшим оптовому покупателю целых пять рублей, расплатился и повел невольников в порт.
Мальчишка, за все это время не проронивший ни слова, вдруг холодно и решительно пообещал:
– Когда я вырасту, княже, я всех татар убью. Всех-всех, до единого.
И никто из трех десятков людей его этими словами не попрекнул.
– Ого!
– увидев толпу пассажиров, присвистнул корабельщик.
– А причальщик так еще и не подошел.
– Тогда отваливай, - посоветовал князь.
– Как на воду выйдем, открывай трюм, людей туда посадишь. На палубе всем не разместиться.
– Все сделаем, княже, не изволь беспокоиться.
– Рыжий осенил себя знамением и добавил: - Что же ты не обмолвился ни разу, что задумал? Кабы знать…
Дальше все шло привычным маршрутом: море, Днепр, пороги, снова Днепр. Теперь Зверев мог отдыхать спокойно, не боясь предательства: денег при нем почти не осталось, да и за борт выбрасывать, будь у кого дурные мысли, корабельщикам пришлось бы не его со слугами, а всех выкупленных рабов. День он посвящал занятиям с Мефодием и мальчишкой, ночью отсыпался, а все остальное время любовался берегами и прислушивался к шелесту бегущей за бортом воды.
В Дорогобуже ушкуй причалил в день святого Фалалея.[17] Всем освобожденным пленникам князь разрешил отправляться к родному порогу - но покинули его всего шестеро невольников. Для остальных он купил три подводы, себе - доброго коня, и мерным ходом через три недели все они въехали в Москву.
На подворье князей Сакульских царило оживление. Мостовая перед баней была заставлена телегами и возками, в конюшне недовольно ржали лошади, сразу несколько слуг таскали внутрь воду, а еще трое - разгружали сено, сметывая его под навес в высокий стог. Занятые работой, подворники не обратили особого внимания на новоприбывших. Так, глянули на заползающие в ворота телеги - и продолжили свои дела.
– Хорошо же дома хозяина встречают, - усмехнулся, спешиваясь, Зверев.
– Видать, и забыли, каков князь Сакульский с виду.
– Мама-а!
– первым спрыгнул с облучка и побежал к дому Андрейка.
– Мама, ты где?! Посмотри, что у меня есть! Мама, я вернулся!
Когда он уже взбегал по ступеням крыльца, дверь распахнулась, навстречу выскочила Варя в легком ситцевом сарафане, подхватила его, крепко сжала. Следом же… Следом из дома вырвалась Полина, устремилась по ступеням навстречу. Зверев, забыв про все, кинулся к жене, крепко стиснул, стал покрывать любимое лицо поцелуями.