Удержать престол

Старый Денис

— Конным готовиться, гаковницы выдвинуть, всем вперед! — принял решение Пожарский, рискованное, по принципу «или пан или пропал».

Решение, которое погубит часть людей, но даст шанс иным стать победителями.

Линии мерно, небольшими шагами, даже, на удивление, стройно, пошли вперед. Пикинеры шли чуть позади. Сразу же стало понятным, что время было упущено, вражеские пушкари успели зарядить дробом пушки и они выстрелили.

Линии дрогнули, десятникам и командирам старшего звена с трудом удалось предотвратить бегство. Идти на пушки было более, чем страшно. Однако, артиллеристы у самозванца были так себе, они выстрелили раньше,

поспешили, раненых было немало, но могло быть многим больше убитых.

Зашевелились гусары. Логично и ожидаемо они должны были сейчас ударить. Учитывая уже не слишком устойчивое психологическое состояние царского войска, могло случиться повальное бегство.

— Конные! — закричал Пожарский, проявляя несвойственную ему эмоциональность.

Он волновался, переживал, но сохранял внешнюю невозмутимость.

Дмитрий Михайлович ударил по бокам своего мощного, сродни гусарскому, коня, и поскакал вперед, присоединяясь к разгоняющейся коннице. Семь сотен конных поместной конницы против чуть более восьми сотен гусар… самоубийственная атака… могла быть, если бы ни одно «но». Встречаться в лихой встречной сшибке с гусарами никто не собирался.

Русская конница подскакала на сто пятьдесят метров к месту, где гусары должны были набирать скорость для атаки, и остановилась. В русском воинстве еще было много лучников, пистоли мало у кого были, а рейтарские ружья вообще отсутствовали, но с гусарами не помогли бы ни пистоли, ни пищали, может, только мушкеты могли выбить всадника. Однако, стрелы представляли некоторое неудобство, что мешало стройно разгоняться для всесокрушающей атаки.

У гусар, которые уже собирались переходить на рысь, встал выбор: либо атаковать русских наглых конных, либо же спасать своих пушкарей. Но дело обстояло так, что без ускорения и спасать может быть некого, не успеют. Отомстят, да, но своих не спасут. Вместе с тем, конные русские ударят в спину гусарам.

Командир вражеских конных решил бить по русской пехоте, не обращая внимания на стрелы.

Рог трубил отступление, барабаны били отход, стрельцы, не закончив избиение вражеских пушкарей, рванули прочь, за земляные укрытия, до которых было уже более восьми сотен шагов.

Побежали и пикинеры, бросая свое длинное древковое оружие. Но Дворянинов плеткой, «доступным» словом, начал разворачивать людей. Да, и не все побежали, были десятки, которые уперли свои пики и, излучая фатальность, убежденность, что сейчас умрут, направили оружие в сторону, откуда должны были атаковать гусары. Уже сотня пик, две сотни. Уже сто шагов, разделяющих русских пикинеров от гусар.

Пожарский не приказывал, все лучники пускали свои стрелы настолько быстро, как могли, на пределе своего развитого навыка стрельбы из лука.

— Телохранители, в пистоли! — закричал Пожарский и его личная охрана, состоящая из сотни конных, вооруженных по схожему типу с рейтарами, но пистолетами, устремилась за командиром.

Дмитрий Михайлович не стал испытывать судьбу, вплотную не подскакал к гусарам, которые оказывались боком к Пожарскому, а выстрелил метров с пятидесяти. Его примеру последовала и личная сотня. Потом воевода резко развернулся и поскакал прочь. Удалось подранить гусарских коней, не убить, но заставить животное реагировать на боль. Некоторые лошади взбрыкнули, рванули чуть вперед, иные приостановились, все это нарушало стройность атаки.

Конь в бою много значит. Уже после всех действий, что совершил Пожарский иной

конь мог бы и упасть, но его верный помощник еще держался.

Удар по пикинерам пришелся не столь мощный, как мог быть. Все же некоторые действия, направленные на замедление гусарской атаки, возымели результат. В какой-то момент Пожарский даже поверил, что шесть сотен пик смогли остановить гусар… не смогли. Задержали, дали время, чтобы стрельцы не только укрылись за земляными укреплениями, но и зарядили пищали. Успели оттянуться и гаковницы.

Убегал… отступал… и князь Пожарский, а гусары, потеряв не только ритм, но и некоторых своих воинов, продолжали атаку. Они наседали на поместных конных, особенно тех, у кого кони уже были уставшие. Это была жертва, очередная жертва ради того, чтобы победить.

Гусаров вывели на пушки и гаковницы. Хваленые польско-литовские, лучшие в Европе, конные, разбились о земляные укрепления, как волна о скалу. А с русских позиций стреляло все, и никто не бил прицельно, ибо в том пороховом дыму, что образовался, стрелец не видел своего сослуживца, который был в метре от него. Стреляли в сторону, где должны были быть гусары. Пушкари работали так, будто только и тренировались заряжать и стрелять с завязанными глазами.

Пожарский не видел, он уже был за земляными укреплениями, но в Брянске открылись ворота и осажденные пошли в атаку. Бить одиночных гусар, которые улепетывали с места побоища, было значительно легче, не с первого выстрела, так с десятого, но конные польско-литовские воины вываливались из седла. А пять конных с саблями на одного гусара не оставляли тому шанса.

— У кого кони могут, вперед! — скомандовал Пожарский и устремился вновь из-за укреплений добивать поверженного противника.

Его верный спутник, пятигодка, мощный конь гольштейнской породы все же упал от усталости, не имея сил подняться. Но животное умирало уже на территории лагеря могилевского вора, там, где без руки и без сознания от болевого шока лежал ранее безобидный парень Богданко, Божьим проведением или дьявольской шуткой, бывший похожий на русского царя Димитрия Иоанновича.

В другом углу избитыми лежали предатели Воротынский и Трубецкой. Иные бояре сумели сбежать, и догнать того же Мстиславского было невозможным, выдохлись и люди, и кони, последние больше.

Победа. Это была настоящая победа. Две с половиной тысячи человек, что решили пожить вольной жизнью или поправить свое финансовое положение, для чего пришли на Русь, чтобы грабить и убивать, остались лежать у Брянска. Может быть, позже, не сегодня и не завтра, но ими удобрят поля около русского города, прикопав в земле, насиловать которую они пришли. И пусть иным будет наука, что на русской земле теперь будет порядок, какие бы препятствия ни появлялись на пути его становления.

Но чего стоила эта победа? Полторы тысячи русских людей и еще сто двадцать пять иностранцев навсегда остались на брянской земле. Вот их захоронят уже завтра, с отпеванием, и так, чтобы собаки или хищники не раскопали тела и не поживились плотью геройски погибших воинов.

Дмитрий Михайлович Пожарский внешне излучал удовольствие. И в его смешанных чувствах были и эмоции удовольствия, но не только они. Он не проиграл — это выглядит именно так, и по итогам битвы должен получить даже награду. Но он проиграл — это не столь очевидно для остальных, но предельно понятно князю, так как его действия могли быть иными, и столько потерь войско бы не понесло.