Удерживающий Апокалипсис
Шрифт:
– Делаешь успехи, Егорова! – восхитился Вячеслав Андреевич. – Вот это журналистика!
– Дерюгин пригласил меня в «Пагоду» – китайский ресторан.
– Знаю такой, – кивнул Брыков. Его глаза горели нетерпением.
– Встреча была без свидетелей, – вещала Егорова словами разведчика со стажем. – Дерюгин владеет информационным агентством в Штатах. Здесь открывает филиал. Одновременно сотрудничает в некой фирме, которая и устроила обстановку в гостиничном номере. О фирме не распространяется. С юности знаком с Тедом Тёрнером – основателем «Си-Эн-Эн».
Брыков присвистнул.
– Нацелен на сотрудничество с нами.
– Каким образом? – подался вперёд Вячеслав Андреевич.
– Предлагает эксклюзивный материал.
– Почему именно нам? – насторожился Брыков.
– Доверяет. Можно закурить? – спросила Егорова.
– Конечно! – засуетился Славик и встал, чтобы открыть окно.
Надя щёлкнула зажигалкой:
– Говорит, что ему надо, чтобы название агентства звучало в прессе и на телевидении. Помнишь октябрь девяносто третьего? Кто вёл репортажи об обстреле Белого дома в Москве? «Си-Эн-Эн». Это дало им такие дивиденды, что сказать страшно. А взрыв Торгового центра в Нью-Йорке? «Си-Эн-Эн» опять прошмыгнуло вперёд всех. Так они бабки и заколачивают.
– Только не объясняй мне очевидные вещи! – повысил голос Брыков. – Мы не на факультете журналистики.
– Сейчас Дерюгин ведёт переговоры о снятии офиса, – Егорова затянулась сигаретой. – Без лишнего шика, но чтоб в центре города. Ожидает приезда ведущих сотрудников.
– Любопытно, – сказал Брыков. – Он представляет наши реалии? Россия – не Штаты.
– Представляет, но очень отдалённо. Сетовал, что хоть и русский, но в России давно не был.
– Говорит с акцентом?
– Никакого акцента, – заверила Надя. – Речь лучше, чем у нас с тобой. Просил рассказать о светских скандалах, о проблемах в прессе, на телевидении, на эстраде. Интересовался книжными новинками.
– Ну а ты?
– Кое-что подкинула.
– О чём?
– О Дуднике и издательстве «Бездна».
– А, это тот, с пионерскими эротическими фантазиями? – вспомнил Брыков.
– Да, обещал с ним познакомить, – кивнула Надя.
– Лихой мужик этот Дерюгин, – покачал головой Вячеслав Андреевич. – О спонсорстве заговаривал?
– Весьма туманно, но информацию обещал в неограниченном количестве. Но чтоб обязательно была ссылка на его агентство. На Западе, говорит, не пробиться, а на Востоке – запросто. Вон как «Аль-Джазира» прославилась. Два года назад о ней почти никто не слышал.
– Нам надо с ним встретиться, – Брыков посмотрел в календарь, – с Вольдемаром Евпсихиевичем.
– Он тоже это предлагал, вот его визитка.
Вячеслав Андреевич взял протянутую ему белую картонку с надписью: «Дерюгин Вольдемар Евпсихиевич. Князь. Информация и тиражирование».
Глава 8
Девятиэтажку влепили между хрущёвками в середине семидесятых. Тогда дом возвышался над остальными домами этого пятачка. Местные невзлюбили новосёлов: людям не нравится, когда кто-то живёт лучше них, пусть он и заслужил такую жизнь собственными потом и кровью.
Когда Ткачёвы переехали в этот район на окраине Москвы, до ближайшего метро надо было ехать сорок минут. В утренних сумерках дребезжавший автобус подруливал к остановке и начиналось представление, которое Петя называл «взятием Бастилии». К этому случаю он укрепил ручки на сумке жены так, чтобы в давке их не оторвали.
Сумка в боях поистрепалась, но болты держали ручки крепко. Вера Николаевна Ткачёва пробовала ездить на работу с новыми элегантными сумочками, но те выдерживали максимум два дня сражений.
Технология посадки в автобус была проста до гениальности: как только открывались двери набитого согражданами салона, и толпа с остановки приливала ко входу, Вера Николаевна выбрасывала вперёд руку с сумкой и держалась за многострадальные ручки. Спешившие на работу пассажиры втаскивали её в автобус.
На выходе у станции метро тоже особых усилий не требовалось: главное было не растопыривать руки, а прижимать их к себе, чтобы не переломали. Работяги выносили Веру Николаевну на улицу в два счёта.
Только через пятнадцать лет напротив дома построили новую станцию, но очереди на транспорт не уменьшались. Москва росла вширь. Бывшая окраина стала «обжитым районом», а название окраины теперь переместилось на островки домов ближе к МКАДу.
Трудности с транспортом стали испытывать новички с окраин, но ездили они теперь к вестибюлю напротив дома Ткачёвых. К половине шестого, то есть к моменту открытия дверей метро, вокруг здания выстраивалась очередь. Она обматывала метро два раза, а жаждущие уехать в центр города только прибывали.
Всего две остановки, и до завода рукой подать. Вера Николаевна отработала тут тридцать два года. Как пришла, мечтала, слушая ветеранов, что будет так же гордиться, что отдала предприятию несколько десятков лет жизни. Годы прошли, а в душе горечь и разочарование: никому не интересно, сколько ты горбатилась и клала здоровье на участке гальваники.
Лишь после начала Перестройки Вера Николаевна стала прозревать: оказывается, думать своей головой выгоднее, чем слушать других, особенно занимающих высокие кресла. Работай она уборщицей в магазине, здоровья осталось бы побольше, да и продукты бы перепадали время от времени.
Вдыхание ядовитых испарений в течение тридцати с лишком лет дали право на досрочную пенсию. Петя, трудившийся в соседнем цехе слесарем-наладчиком, умер, едва перевалив полтинник. Не пил, не курил. Напился только раз в ранней молодости с друзьями, да и то по отсутствию опыта.
И чего мужчины мрут? Вроде крепкие с виду, а до пенсии не дотягивают. Алкаши после сорока загибаются. А непьющие?
Внушённые в брежневские времена идеалы Вера Николаевна закладывала в подраставшую дочь. Людочка была прелестью. Будучи тимуровцем, ходила по квартирам стариков, помогала маме, возилась во дворе с малышнёй.