Удерживающий Апокалипсис
Шрифт:
Глава 6
Журналистка опустила со лба на переносицу солнцезащитные очки. Будь здесь Слава Брыков, он бы от души повеселился над потугами Лёнчика сорвать горячий материал.
Надев на лицо дебильную улыбку и сияя коронками, боец пера и блокнота в толпе иностранцев двинулся в вестибюль «Москвы».
Люди любят разбрасывать сведения, как дети разбрасывают конфетти у новогодней ёлки. Но стоит проявить усиленное внимание к этим сведениям, как рассказчик скукоживается, настораживается, и никакими силами информацию из него не вытряхнешь. Лёгкость в разговоре – профессиональная черта журналиста. Беда в том, что не всегда люди на неё попадаются.
Разгадав манёвр коллеги, Егорова направилась к стеклу, через которое можно было заглянуть в вестибюль гостиницы. Журналистка надеялась устроить себе маленький праздник и посмотреть, как Лёнчик будет изворачиваться перед неприступной администраторшей.
Подойдя к стойке, собиратель сплетней и конфиденциальной информации ещё больше расширил улыбку. Администраторша изобразила доброжелательность, которая в ходе общения с Лёнчиком сменилась настороженностью, а потом и враждебностью.
По сладковатому лицу коллеги Надя видела, как тот отрабатывал тяжёлый журналистский кусок хлеба. На этот раз рыбка сорвалась.
Когда Лёнчик повернулся к выходу, Егорова уже удалялась в сторону Манежной площади на свой наблюдательной пункт. Насмешливым взглядом она проводила направлявшегося к метро олуха, который опоздал на сенсацию. Как говорят американцы, сегодня не его день.
Егорова достала сигареты и закурила. Жара усиливалась. Сновавшие вокруг родителей дети, увидав фонтаны, мчались к воде купаться.
Этот Дерюгин – хитрый тип, раздумывала Егорова. Но обстоятельства пасуют перед опытом. Надо только дождаться своего названного отца и действовать.
За час, проведённый под солнцем, Надя совсем истомилась. Журналистские интересы вдруг показались мелкими и пустыми. Но по опыту Егорова знала, что слабость и сомнения – худшие враги пишущей братии.
В таких случаях, как сегодняшний, она представляла себя снайпером, залёгшим на крыше дома. В руках винтовка с оптическим прицелом. Вместо винтовки – диктофон. Снайпер терпелив и не шевелится, пока не появится заказанная жертва.
К подъезду «Москвы» подкатил «БМВ». У Егоровой перехватило дыхание. Вот вам и сенсация на блюдечке!
Из машины вышел китаец и открыл заднюю дверь. На горячие плиты тротуара ступил мужчина. Оглядев его, Егорова прикинула, что на папу-американца он вполне потянет.
«Папа» исчез за дверями. За ним в прохладу холла отправились китаец и молодой брюнет – второй слуга Дерюгина. Третий остался за рулём. Журналистка затоптала окурок, глянула на себя в зеркало и расстегнула ещё одну пуговицу на рубашке.
– Простите, вы не скажете который час?
Не самый лучший способ познакомиться, но другого Егорова не придумала. Обычно знакомились с ней.
Стекло машины опустилось почти до конца. Из салона повеяло кондиционированной прохладой и полилась музыка радиостанции «Авторадио». За рулём сидел молодой человек с кудрявой бородой и романтическими глазами.
– Девушка, у вас часы на руке, – ответил он.
Глупо улыбнувшись, Надя смутилась. Вот что значит отсутствие навыков!
– Меня зовут Семён, – помог ей водитель, – а времени сейчас половина третьего.
– Сколько, простите? – Егорова наклонилась, рассчитывая, что расстёгнутая пуговка обнажит её прелести.
Семён скользнул глазами под её рубашку и остался доволен.
– Половина третьего, – повторил он. – Не рановато вышли на промысел?
– Что? – улыбнулась Егорова. Вдруг её озарила неприятная мысль, улыбка сбежала с лица.
– Ваши коллеги обычно промышляют у «Интуриста» по вечерам, – пояснил водитель. – Как на рыбалке: вечером и ночью улов больше, чем в жару.
Егорова резко отстранилась, застёгивая пуговку. За жрицу любви её ни разу не принимали. Увидав смятение в глазах девушки, Семён помягчел.
– Я, наверное, вас с кем-то перепутал, – извинился он, глядя честными глазами. – В Москве народу много.
– Так вы не москвич? – ухватилась Егорова за соломинку.
– Когда как, – уклонился от прямого ответа Семён. – Сегодня москвич. А вы? Да вы садитесь, здесь прохладнее.
Он похлопал по переднему сиденью. Почему-то ощущая себя той, за которую её приняли с самого начала, Надя обошла капот. Журналистское чутьё подсказывало, что наклёвывается скандальный материал. Упускать его не хотелось, да и парень на маньяка не походил.
В салоне царил рай. По радио захлёбывался ведущий, играла нежная музыка. От кондиционера было даже холодновато.
– Я родилась в Москве и провела здесь всю жизнь, – сообщила Егорова. – А зовут меня Надя. Хорошее имя?
– Хорошее. А главное, редкое, – ответил Семён, вспомнив последние кадры фильма «Ирония судьбы».
– А вас как зовут?
– Семён.
– Тоже хорошее имя, – улыбнулась Егорова.
Как глупо чувствуют себя мужчины, заводя знакомства с девушками!
– А я в Москве недавно, – продолжил Семён. – Заезжали как-то с барином.
– С барином? – переспросила Надя и навострила ушки.
– У него тут брат жил.
– Умер?
– Давно.
– Наверное, был сильно старше вашего шефа, – потянула за ниточку журналистка, опасаясь, как бы она не оборвалось.
– Какого шефа? А, Вольдемара Евпсихиевича? Нет, – засмеялся Семён, барабаня пальцами по рулю. – До его сиятельства у меня был другой барин. Охоту любил. С борзыми. Преставился, Царство ему Небесное.
Семён перекрестился.
– Ваш хозяин, теперешний, не будет ругаться, что мы с вами разговорились? Вы же на работе.