Удивительное путешествие Полисены Пороселло

Питцорно Бьянка

Весьма довольный, он сделал себе крем из яйца, взбитого с вином, и проглотил его без угрызений совести, так как это был дар с небес. Затем, взбодренный необычной трапезой, вышел из пещеры и, несмотря на темноту, влез на колонну и снова стал молиться.

С того дня среди его молитв особое место занимала молитва к Святой Полисене Пороселло, которая удостоила его своим небесным посещением вместе с ангельской свитой, лично навестив в скромном жилище.

Глава пятая

Кучер, воспользовавшись отсутствием девочек, попросил хозяйку приготовить

горячую ванну в корыте для стирки. Потом две крепкие посудомойки растерли ему спину, и наконец он улегся в самую лучшую постель гостиницы, где сладко поспал в счет всех ночей, проведенных на козлах, когда он бодрствовал с поводьями в руках, внимательно всматриваясь в темную дорогу, или на жестких сиденьях трясущегося дилижанса.

Лошадей в конюшне тоже накормили досыта, почистили, и те хорошенько отдохнули.

Поэтому Лукреция и Полисена, которые вернулись с намерением тут же тронуться в обратный путь, не встретили никаких возражений. Полисена жаждала поскорее вернуться в Камнелун. Ее подталкивало не только желание вновь увидеть родителей и сестер, но и рассеять последнее сомнение, на которое рассказ отшельника не дал ответа. Почему ее родители, вместо того чтобы подождать, пока не родится еще один ребенок (а ведь вскоре должна была появиться на свет Ипполита), отправились за ребенком в Монастырь Вифлеемских Яслей? И каким образом выбрали именно ее?

Может быть, по какому-нибудь необычному стечению обстоятельств, они, увидев ее, сразу узнали? Но в таком случае, почему никто ничего не рассказал ни ей, ни сестрам о временном исчезновении, которое так удачно закончилось? И почему не сказали Игуменье, что найденыш – их родная дочь?

Неужели они удочерили ее, считая чужой и ничего не зная о том, что та самая Полисена, которую они приняли и вырастили как родную – и которая в один прекрасный летний день ушла от них, – не какая-нибудь сирота, а их старшая дочь, чудесным образом вернувшаяся в Камнелун после стольких приключений на суше и в море?

– Зачем ломать голову над этими вещами? – говорила ей Лукреция. – Еще несколько дней – и они сами ответят на твои вопросы. И, в конце концов, какая разница? Они тебя любят, а ты любишь их. Разве этого не достаточно?

Дилижанс двигался вперед, изредка останавливаясь, чтобы сменить лошадей. В окошке перед подругами замелькали знакомые места: виноградники Пакувия, морское побережье, Туманная Скала, Урагальский пляж…

Камнелун показался на горизонте как раз в канун Рождества.

Лукреция, сидевшая на козлах рядом с кучером, разглядела вдалеке колокольню, зеленое пятно маркграфского парка, площадь с фонтаном и среди красно-бурых крыш крышу дома Доброттини. Натянув поводья, она остановила карету на обочине дороги. Спустилась и постучала в окошко:

– Полисена! Мы уже приехали!

У Полисены от волнения дрожали ноги. Как ее примут родители? А Агнесса? Отругают за непослушание и неблагодарность? Или накажут?

Внезапно она содрогнулась от одной страшной мысли, которая до сих пор не приходила ей в голову. А вдруг в доме никого нет, вдруг все умерли? Полгода – немалый срок, и могло случиться все что угодно: эпидемия, пожар…

А вдруг ее родители не пережили горя, когда она исчезла, а осиротевшие сестренки жили у бабушки Азаротти или в приюте? От этой мысли ее глаза

наполнились слезами.

Тем временем Лукреция открыла кожаную сумку и пересчитала деньги, подаренные Изабеллой, складывая золотые монеты в три кучки.

– Этими заплатим кучеру. А остаток поделим пополам, согласна?

Полисена смотрела на нее непонимающим взглядом. К чему теперь подсчеты? Лукреция всегда сама отвечала за кассу и не спрашивала, сколько и на что тратить.

– Нам пора расставаться, – объяснила подруга, и в ее голосе слышалось волнение. – Тебе больше не понадобится моя помощь. Дилижанс подвезет тебя к самой двери дома. Видишь, все-таки ты вернулась в карете, как и мечтала, – с принужденной улыбкой добавила она.

– А ты куда? – растерянно спросила Полисена.

– Перезимую у Туманной Скалы, у своих старичков. Или на ферме у Пакувия.

Полисена не ожидала такого поворота событий. Она заплакала.

– Ты не можешь бросить меня в такой момент! Мы вместе пойдем к моим, и ты поможешь обо всем рассказать. Иначе никто не поверит!

Лукреция вздохнула, уступая:

– Ну хорошо! Все тебе разжуй да в рот положи. Хватит ныть. Я пойду с тобой.

В общем, она тоже не прочь была повидаться со своей подружкой Ипполитой.

Девочка помогла зверям спуститься с дилижанса, выгрузила тележку и пошла расплачиваться с кучером.

– Большое вам спасибо и счастливого пути! – пожелала она.

Звери радовались возможности размять ноги и принялись бегать и прыгать по лужайке возле дороги. Лукреция позволила им дать выход энергии, затем позвала к себе Рамиро и дала ему в лапы оглобли.

– Вперед, Труппа Рамузио! – повелела она.

Глава шестая

Они дошли до города затемно. На улицах было пустынно – все праздновали по домам канун Рождества и готовились к полуночной службе в церкви. Во многих домах ставни были отворены, и за стеклами окон виднелись комнаты, полные людей, которые ели и пили, пели и танцевали или беседовали возле камина. При свете свечей сверкали украшения из серебристой бумаги, хвойные ветви, алые ягоды рождественского падуба и белые ягоды омелы.

При виде всего этого Полисена затосковала о доме, тепле, уюте. Ее сердце таяло, как кусок масла на горячем хлебце. Она уже воображала себе красоту и обилие стола у себя дома. Агнесса всегда была великолепной кухаркой, а мамины изысканные украшения для праздничного стола славились на все графство.

Она пришла в замешательство, увидев, что, в отличие от остальных домов, дом Доброттини не был освещен, а двери не украшала ни одна хвойная веточка.

Все окна фасада были закрыты, а дверь заперта на цепочку. «Неужели они умерли?» Эта мучительная мысль снова пронзила Полисену. Но Лукреция уже успела обойти здание вокруг и обнаружила, что из кухонного оконца струился слабый свет.

– Иди сюда! – тихо позвала она.

Стараясь не обнаружить своего присутствия, девочки заглянули в щелочку между ставнями. В большой комнате не горело ни одной лампады, она была освещена лишь слабым огнем камина.