Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека
Шрифт:
Он поднялся с пола, швырнул зеленую купюру и вознамерился было уйти. Но пан Дыля преградил ему дорогу.
— Тысячу рублей, — твердо произнес он в ледяной тишине. — Это условие, которое никто не отменит!
— У меня нет «деревянных»!
— Поднимите свой мусор!
Канцон взглянул на пана Дылю и, сообразив, что с ним не шутят, поднял купюру.
— Итак, — сказал пан Дыля. — Вы сейчас же разменяете доллары и поровну распределите тысячу рублей между всеми, кто присутствовал при споре. Эти люди — свидетели моей законной воли. Если же вы уклонитесь, я сыщу с вас в десять раз больше!
— Не сомневайтесь, — добавил Чосек, все так же не вынимая рук из карманов. — Вы готовы умереть за деньги. Мы готовы умереть за правду. И пусть кругом будут ваши родственники и холуи, земля будет гореть и у них под ногами!
Пан Дыля поклонился обществу, приподняв шляпу, и вышел из зала, сопровождаемый своими друзьями…
Как отличить дьявола
— Как отличить дьявола? — спросил однажды Чосек. — Теперь все видят, что вор громче всех кричит о честности, преступник разглагольствует о справедливости, невежда поучает с трибуны, пропагандисты-брехуны чаще всех клянутся в приверженности правде, закоренелые насильники вещают о свободе, развратники рассуждают о морали.
— Лично я определяю дьявольское очень просто, — сказал Гонзасек. — Оно вызывает массовый психоз, люди глупеют и черствеют на глазах, оно давит на мозги и душу своей противоестественностью и обилием пустопорожних словечек. Я запах его ощущаю, потому что дьявольское — это извращение сути человека: вместо сердечности — расчет и деньги, вместо совести — наглость, вместо труда — видимость активности, вместо правды — демагогия, вместо права — интересы шайки мошенников. Я всегда нахожу наиболее чистое там, где слуги дьявола более всего топчут ногами и брызжут слюною. Чаще всего теперь дьявол — на сценах, на экранах, на полосах газет… А что ты скажешь, Дыля?
— У меня свой метод, но тоже безошибочный: дьявольское всегда перемещается с места на место, оно способно делиться и множиться, тогда как божественное, природное, святое сохраняет постоянство… Скажем, вы заметили дьявольское в какой-нибудь черной вещи — газете, политической банде или программе — и объявили об этом. Глядь, оно уже желтеет или розовеет. Проходит время, и люди открывают преступное в желтом и розовом, и тотчас желтое и розовое меняют цвета на салатовые, бежевые, фиолетовые, белые… Все дьявольское прячет суть, маскируется. На словах оно всегда за людей, на деле — смертельно ненавидит их, особенно тех, которые способны осознать правду и возглавить борьбу… Дьявольское все доводит до абсурда. Голого утешает: зато у тебя не осталось забот. Бездомному шепчет: зато ты свободен отправиться на Луну. Больному подмигивает: действуй по гороскопу, не случайно же их запрещали!..
Дворник Кузьмич — пану Дыле
У дворника Кузьмича была красивая дочь. Бедную девушку соблазнил некий фрайер и увез в страну, где у него числились родственники. Дворник-вдовец поехал с ними, потому что таково было условие дочери.
Прошел год, и пан Дыля получил письмо от Кузьмича.
«От здешнего воздуха я задыхаюсь двадцать четыре часа в сутки. Фрайер, вестимо, обманул: продал мою дочь в притон, где ее заразили неизлечимой болезнью, она скончалась в мучениях. Я же подыхал с голоду, пока не купил места носильщика трупов в морге. Жаловаться некому. Мстить нету здоровья. Одиночество полное, не с кем даже чаю выпить. Мечтаю вернуться домой, но меня пугают. Мол, всех бедняков травят уже крысиным ядом и сажают за колючую проволоку. Напиши, что происходит дома и как мне быть?..»
Пан Дыля ответил: «Наши вожди стремятся догнать страну, в которой ты находишься. Народ почти забыл, какого он рода и племени, — то, что у наших предков считалось началом начал. Теперь о народе даже рассуждать боятся — это уголовно наказуемо. Родной язык презираем. Иноземца предпочитают любому соотечественнику. От пропаганды и обильного питания лица у людей стали похожи на баклажаны. В моргах не был, но твое прежнее место занял тенор Жужукевич из Большого театра, который за ненадобностью закрыт. И все же приезжай, потому что здесь еще можно встретить тех, кто будет рад видеть тебя: не все предатели, не все проходимцы, не все потеряли самоуважение и гордость…»
Жить по совести
Друзей не единожды пытались сманить легким заработком.
— Слушай, иди ко мне в бродячий цирк со всей своей капеллой, — предложил однажды пану Дыле заезжий бизнесмен из Армении. — Будешь ходить по канату, а вот этот твой друг сможет показывать номер «говорящая собака», только загримировать. Даю сто рублей за каждое представление!
— Нет, — отказался пан Дыля. — Для меня главное не заработок, а спокойное ощущение жизни. Торжествовать за счет единоплеменников — это мне претит. Лучше впроголодь, но со спокойной совестью, нежели с сытым брюхом, но зная, что ты подлец.
— Ай, бредни прежней пропаганды! Кому нужна совесть, если в ней нет сладкой начинки? Честные люди и губят народ, расслабляя его волю!..
Даже Чосек как-то поддался чуме всеобщего приобретательства и упрекнул пана Дылю:
— Что мы все время побираемся? Если бы не твое упрямство, мы могли бы грести деньги лопатой! Пока мы жеманимся, другие расхватывают места под солнцем!
Пан Дыля показал в ответ жилистый кулак:
— Сохраним совесть, сыщется и место под солнцем! Потеряем честь, потеряем последнюю надежду на возрождение: наш народ не может организоваться на принципах разбоя.
— А что народ? Помнишь, я крикнул на заводском собрании: «На проходной тушенку дают!» Все повскакивали с мест и побежали на проходную. А в другой раз при скопище людей заорал: «Братцы, вооружайтесь, завтра нагрянут инопланетяне и станут убивать всех подряд!» Так никто и ухом не повел. «Это дело начальства», — сказал один. А другой: «А что с ними сделаешь, с инопланетянами? У них силища, пожалуй, не меньшая, чем у международной закулисы!» Есть ли смысл посвящать всю жизнь недалеким и безалаберным людям?
— Эти люди больны. Их суть извращена ложью. Они уже не разбирают ни своих подлинных интересов, ни своей действительной беды, ни своих истинных друзей, ни своих злейших врагов. Ими манипулируют так, что каждому кажется, будто он свободен в мыслях и чувствах. Мы не имеем права оставить в беде этих людей, даже если они поступают глупо. Мы должны подать им пример. Если не мы, то кто же?
— Подохнешь от этого примера!
— Помолчи, — строго сказал пан Дыля. — Наш отец повторял: если долг вынуждает умереть, умрите, но не измените долгу! Вполне счастливым можно быть только тогда, когда родной народ имеет все условия для счастья! Иначе говоря, для вечного развития!