Уэверли, или шестьдесят лет назад

Скотт Вальтер

Перед ним показалась нищенского вида старуха, встретившая его окриком: «Кто это лезет без спросу в чужие дома в такой поздний час?» Стоявшие сбоку от нее две свирепые на вид и отощавшие борзые, видимо, узнали Эдуарда и притихли. С другого бока, наполовину заслоненная распахнутой дверью, однако с видимой неохотой прибегая к этому прикрытию, держа в правой руке взведенный пистолет, а левой доставая из-за пояса другой, стояла высокая, обросшая трехнедельной бородой костлявая фигура в остатках выцветшей военной формы.

Это был барон Брэдуордин. Нет надобности говорить, что он немедленно отшвырнул оружие и бросился в объятия Уэверли.

Глава 64. Обмен впечатлениями

Рассказ барона был краток, если выкинуть из него изречения и поговорки на латинском, английском и шотландском языках, которыми он его уснастил. Он все повторял, какое великое горе было для него лишиться Эдуарда и Гленнакуоиха, снова пережил сражения на полях Фолкерка и Каллодена и рассказал, что, после того как все было потеряно в последнем бою, он вернулся домой, полагая, что среди собственных арендаторов и в собственных владениях ему легче, чем в другом месте, удастся найти убежище. В Тулли-Веолан был направлен отряд солдат,

чтобы разорить его поместье, так как милосердие отнюдь не стояло на повестке дня. Их действия были, однако, прекращены постановлением гражданского суда. Имение, как выяснилось, не подлежало конфискации, так как существовал законный наследник мужского пола – Малколм Брэдуордин из Инч-Грэббита. Осуждение барона не могло повлиять на права Малколма, так как они происходили не от барона, и поэтому Малколм мог вступить во владение на законном основании. Но в отличие от многих лиц, получавших наследство при подобных же обстоятельствах, новый лэрд быстро показал, что он не намерен предоставить своему предшественнику ни какого-либо дохода, ни иных преимуществ от имения и что его цель – в полной мере воспользоваться несчастьем, выпавшим на долю его родственника. Все это было весьма неблаговидно, ибо всем решительно было известно, что барон из чисто рыцарских побуждений, не желая ущемлять прав наследника мужского пола, не перевел наследство на свою дочь.

Эта несправедливость и себялюбие восстановили против него всех крестьян; они были привязаны к своему прежнему хозяину и возмущены действиями его преемника.

– Все это пришлось не по вкусу нашему народу в Брэдуордине, мистер Уэверли, – продолжал барон, – арендаторы нехотя и с опозданием выплачивали аренду и сборы; а когда мой родственник приехал в деревню с новым приказчиком мистером Джеймсом Хоуи собирать аренду, какой-то недоброжелатель – я подозреваю, что это был Джон Хедерблаттер, старый лесник, который выступал со мной в пятнадцатом году, – стрелял в него в сумерках и так напугал его, что я могу выразиться, как Цицерон в речи против Катилины note 459 : Abiit, evasit, erupit, effugit! note 460 . Он бежал, сэр, если так можно выразиться, без малейшего промедления до Стерлинга. А теперь он в качестве последнего владельца по акту о наследовании объявил о продаже имения. И если приходится о чем-либо сожалеть, именно это огорчает меня больше, чем даже переход имения из моего непосредственного владения, что все равно должно было произойти через несколько лет. А теперь оно уходит из рода, который должен был владеть им in saecula saeculorum note 461 . Но да свершится воля господня! Humana perpessi sumus note 462 . Сэр Джон из Брэдуордина – Черный сэр Джон, как его прозвали, наш общий предок с домом Инч-Грэббитов, – не представлял себе, что из лона его произойдет такая личность. Тем временем он обвинял меня перед некоторыми primates note 463 , правителями сегодняшнего дня, в том, что я душегубец и подстрекатель всяких брави – наемных убийц и разбойников. Они прислали сюда солдат, которые расположились в имении и охотятся на меня, словно на куропатку по горам, как говорится в писании о кротком царе Давиде note 464 , или как на нашего доблестного сэра Уильяма Уоллеса – не подумайте, что я приравниваю себя к ним. А когда я услышал вас за дверью, я решил, что они выследили старого оленя в самом его логовище, и готовился уже умереть, защищаясь, как подобает старому матерому самцу. А что, Дженнет, можешь ты нам дать чего-нибудь на ужин?

Note459

…Цицерон в речи против Катилины… – Марк Туллий. Цицерон (106-43 до н.э.) – выдающийся римский оратор, писатель и политический деятель, разоблачивший заговор Луция Сергия Катилины (108-62 до н.э.). Его речи против Катилины считаются образцом ораторского искусства древности.

Note460

У Цицерона: Abiit, excessit, evasit, erupit – ушел, скрылся, спасся, бежал (лат.).

Note461

во веки веков (лат.).

Note462

Мы претерпели все то, что может навлечь на нас человек (лат.).

Note463

важными лицами (лат.).

Note464

…как говорится в писании о кротком царе Давиде… – Давид, согласно библейской легенде, подвергался преследованию со стороны царя Саула; Уоллеса преследовал английский король Эдуард I.

– Как же, сэр. Я изжарю вам куропатку, которую Джон Хедерблаттер принес нынче утром; и, видите, бедный Дэви печет в золе яйца от черной курицы. Вы, верно, и не знали, мистер Уэверли, что в замке все яйца, которые бывали так вкусно приготовлены к ужину, пек наш Дэви? Никто не умеет, как он, копаться пальцами в горячей торфяной золе и печь яйца.

В самом деле, Дэви лежал на полу, уткнувшись в огонь почти самым носом, что-то вынюхивая, болтал ногами, бормотал про себя и переворачивал яйца в горячей золе, как бы в опровержение пословицы: «Без ума и яйца не спечешь», и в оправдание похвал, расточаемых бедной Дженнет ему, Любимому сыночку-дурачку.

– Дэви не такой уж дурачок, как люди думают, мистер Уэверли, он бы вас сюда не привел, если бы не знал, что вы друг его милости. Даже собаки – и те вас признали, мистер Уэверли, вы ведь всегда и скотов и людей миловали. Я могу вам кое-что рассказать о Дэви, с разрешения его милости. Видите ли, его милость, к сожалению, вынужден был в эти грустные времена скрываться. Целый день, а то и целую ночь случалось ему пролежать в пещере Черной ведьмы. Место-то оно уютное, старик хозяин Корс-Клефа постлал там чуть не сорок снопов соломы, а все-таки, когда кругом спокойно, а ночь очень холодная,

его милости иной раз случалось вылезать оттуда, чтобы погреться здесь у камелька и поспать под одеялом. На рассвете он уходил обратно. И вот однажды утром и натерпелись же мы страху! Как на горе, два красных мундира ходили, верно, бить ночью лососей острогой или что-нибудь такое делать, – они всегда готовы нашкодить, – и как раз увидели, как его милость вышел в лес, и пальнули в него из ружья. А я как наброшусь на них соколом: «Что это вы в юродивого стреляете, в сына честной женщины?» И ругаю их и говорю, что это мой сын; а они меня к черту посылают и клянутся, что это старый бунтовщик, как эти злодеи зовут его милость; а Дэви был в лесу, и слышал перебранку, и из своей головы выдумал накинуть на себя старый плащ, который его милость сбросил, чтобы быстрее идти, и вышел из того самого места, куда они стреляли, да и ступает так важно, совсем как его милость… Начисто обманул их – они подумали, что и впрямь палили по моему дурачку Сашке note 465 , как они его называют. И они дали мне шестипенсовик и двух лососей, чтобы я только никому не жаловалась. Нет, нет, Дэви, правда, не такой, как другие, бедняга, но он не так уж глуп, как о нем говорят. Но посудите сами, как мы можем отплатить его милости за все его добро, когда все мы и отцы наши живем на его землях двести лет, и он содержал моего бедного Джейми и в школе и в университете, да и в замке он у него жил, пока в лучший мир не отправился. А меня таки просто спас, когда меня хотели отправить как ведьму в Перт – прости, господи, тем, кто наговорил на меня, глупую старуху! А бедного моего Дэви кормил и поил почти всю жизнь!

Note465

…по моему дурачку Сашке… – Англичане называют шотландцев Sawney, то есть уменьшительным от Александра.

Уэверли удалось наконец прервать рассказ Дженнет и спросить о мисс Брэдуордин.

– Слава богу, жива и здорова, – ответил барон, – она в Духране. Тамошний лэрд состоит в дальнем родстве со мной, а в более близком – с мистером Рубриком, и хотя по взглядам он виг, однако в такие времена старой дружбы не забывает. Приказчик делает все, что может, чтобы спасти кое-какие крохи для Розы, но боюсь, очень боюсь, что мне никогда больше не удастся с ней увидеться. Придется мне, видно, сложить свои кости где-нибудь в далекой земле.

– Что вы, ваша милость, – сказала старая Дженнет, – в пятнадцатом году ведь то же было, а земли-то и все свое добро вы обратно получили. Ну вот, яйца готовы и куропатка поджарилась. И есть тарелка на каждого, и соль, и остатки белого хлеба, что принесли от приказчика, а в глиняном кувшине от Люки Мак-Лири сколько угодно водки. Не хуже принцев, пожалуй, поужинаете.

– Я желал бы, чтобы по крайней мере одному принцу, нам с вами знакомому, жилось сейчас не хуже нашего, – сказал барон Уэверли, и они оба от всей души пожелали благополучия несчастному Карлу Эдуарду.

После этого разговор коснулся планов на будущее. У барона они были весьма несложны: бежать во Францию, где, при содействии старых друзей, он рассчитывал попасть на какую-нибудь военную должность, на которую он все еще считал себя способным. Он пригласил Уэверли поехать с ним, на что тот дал согласие, в случае если хлопоты полковника Толбота о его помиловании не увенчаются успехом. Втайне он надеялся, что барон не будет возражать против его намерения просить руки Розы и даст ему таким образом право поддерживать его в изгнании. Но он не хотел затрагивать эту тему до тех пор, пока не решится его собственная участь. Затем он заговорил о Гленнакуойхе, судьба которого внушала барону большие опасения, хотя, как он заметил, он был прямо как Ахилл у Горация Флакка note 466 :

Note466

…как Ахилл у Горация Флакка… – Далее следует цитата из Горация («Наука поэзии», стих 121).

Impiger, iracundus, inexorabilis, acer, что, – продолжал он, – было передано на шотландском языке Струаном Робертсоном:

Язвителен, капризен, горд, Горяч и, как железо, тверд.

Вспомнили и Флору, и добрый старик отозвался о ней с безграничным сочувствием.

Становилось поздно. Старая Дженнет забралась в какую-то собачью конуру за перегородкой. Дэви уже давно спал и похрапывал между Бэном и Баскаром. Эти собаки последовали за ним после разорения усадьбы и так и остались в хижине его матери. Слава об их свирепости вместе с молвой о том, что старуха причастна к колдовству, немало способствовала тому, что посторонние держались вдали от этой лощины. Благодаря этому Мак-Уибл украдкой снабжал Дженнет мукой для их пропитания, а также кое-какими мелочами, которые в теперешнем положении барона были для него роскошью; но для этого нужна была большая осторожность. Пожелав друг другу покойной ночи, барон и Уэверли легли спать – барон на своем обычном ложе, а Уэверли на ободранном бархатном кресле, украшавшем некогда парадную спальню в Тулли-Веолане (мебель из замка была теперь рассеяна по всем окрестным коттеджам), и уснул так же крепко, как если бы он покоился на перине.

Глава 65. Дальнейшие разъяснения

Едва забрезжило утро, как старая Дженнет принялась возиться в хижине, чтобы разбудить барона, который обычно спал крепким и тяжелым сном.

– Мне нужно возвращаться в пещеру, – сказал он Уэверли, – не хотите ли пройтись со мною по лощине?

Они вышли вместе и направились по узкой полузаросшей тропинке, протоптанной рыболовами и дровосеками по берегу речки. Дорогой барон объяснил Уэверли, что остаться на день или два в Тулли-Веолане не представляет для него никакой опасности, даже если увидят, как он разгуливает по поместью. Для этого ему нужно было принять только одну меру предосторожности, а именно: выдать себя за агента или землемера, высланного каким-нибудь английским джентльменом, собирающимся приобрести имение. Он посоветовал ему с этой целью навестить Мак-Уибла, который по-прежнему проживал в четырех милях от деревни, в домике Малый Веолан, хотя на следующий год ему предстояло переехать в другое место. Офицеру, командующему военным отрядом, можно было предъявить пропуск Стэнли, а если бы Уэверли повстречался кто-либо из крестьян и узнал его, он мог быть уверен, что никто из них его не выдаст.