Угасающее солнце: Кесрит
Шрифт:
— Но, может быть, мы вынесем тебя на дорогу, чтобы ты могла видеть порт?
— Нет, — твердо ответила Интель. И она коснулась руки Дахачи и улыбнулась. — Не бойся, пока что я правлю этим эдуном и планетой, и так будет до тех пор, пока я уверена, что имею на это право. Ты слышишь меня?
— Да, — сказала Пасева.
Интель отыскала ее глазами и удовлетворенно кивнула. Затем взгляд ее пробежал по комнате, пересчитал людей, и взор госпожи затуманился.
— Лирен и Дебас ушли недавно, — сказала Пасева. — Мы
— Я благословляю их, — пробормотала Интель.
Пасева опустила голову.
— Пока госпожа не освободит меня, — сказала она, — я буду служить ей. Нас еще достаточно много, чтобы сделать все, что может потребоваться.
— Нам осталось недолго, — ответила Интель. — Ньюн, дитя… — сказала она и протянула ему руку.
Он опустился на колено, взял ее руку в свою и опустил голову, чтобы госпожа могла коснуться его. Он почувствовал, как ее пальцы скользнули по волосам. Госпожа благословила его.
— Иди в долину, — сказала она. — Иди к кораблю, поговори с прилетевшими и выслушай, что они скажут. Будь мудр. Ты можешь сам принять решение, юный кел'ен. Будь осторожен. Мы уже почти прекратили службу у регулов.
Что-то скользнуло по его голове. Он ощутил какую-то тяжесть на шее. Он протянул руку, и его пальцы нащупали холодный металл. Ньюн повернул его и увидел в ладони пластинку с изображением Эдуна Кесритуна. Пластинка висела на цепочке, надетой на его шею. Нежные пальцы Интель взяли его за подбородок и подняли голову так, чтобы она могла видеть его глаза.
— Всего один джи'тэл, — мягко сказала она. — Но он стоит всех остальных. Ты узнаешь его, сын мой?
— Это огромная честь, — ответил он, задыхаясь. — Это джи'тэл кел'ена госпожи.
— Будь достоин этой чести, — сказала она. — Не теряй времени. Время сейчас дорого для нас.
Пальцы госпожи легонько толкнули его, и он поднялся. Он боялся взглянуть на остальных, которые были куда более достойны этой чести, чем он, самый юный и неопытный. Но кел'ейны не знали зависти. В их лицах была лишь радость за него. Видимо, они все были согласны с тем, что эта честь принадлежит ему.
Он скинул свою домашнюю одежду, и Келы стали готовить его в путь. Они надели на него сайг, и мэз, и зейдх; дали ему новое оружие — и ин'ейн, и захен'ейн. Палази с улыбкой отстегнул от своего пояса амулет и вручил Ньюну.
— Жизни и чести, — сказал Палази.
Он обнял старика, и остальных, и вернулся к госпоже. Сердце его бешено колотилось от возбуждения. Она поцеловала его в лоб, но не разрешила сразу же уйти. Она долго смотрела ему в лицо, и от этого взгляда кровь застыла в жилах Ньюна.
— Ты прекрасен, — сказала госпожа. В ее золотистых глазах стояли слезы. — Я очень боюсь за тебя. Будь осторожен, сын мой.
Народ не слишком-то верил в предвидение будущего, как и в амулеты, приносящие счастье. В это верили регулы, но не мри. И тем
Тот, кто прожил столько лет, сколько Интель, вероятно, мог заглянуть в будущее. Вся жизнь Ньюна прошла в атмосфере непознаваемого и непостижимого, и всем этим владела Интель — госпожа, Мать, хранительница тайн.
— Я буду осторожен, — сказал он. И госпожа отпустила его. Ньюн старался не смотреть в глаза Мелеин. Если госпожа и Избранница тревожились о нем, ему не нужна была эта тревога, пускай даже они и предчувствовали что-то.
— Не доверяй регулам, — сказала кел'ант. — Не упускай из виду ничего.
— Хорошо, — ответил он, взял Пасеву за руки и, прощаясь, пожал их, как это делали уходившие братья и сестры его касты.
Он повернулся и вышел. Огромными прыжками пронесся по винтовой лестнице мимо написанных на стенах истории и подвигов Народа, мимо всего тайного и важного, о котором так туманно говорила Интель. Ньюн не мог прочесть надписей, но сейчас он всем своим существом ощущал эти слова, эти заветы его предков.
Все, что хотела вложить в него Интель, стало наконец его частью, и теперь госпожа могла выпустить его из рук, ибо он сделался таким же опасным, смертоносным, неумолимым, как ас'сей в шон'ай. И при всем этом Ньюн оставался с ней. Эти старики вложили в него столько любви, что он просто не мог не выполнить свой долг, не мог не оправдать доверия Эддана, Интель, Пасевы, и Дебаса, и Лирена. Они были уверены, что он выполнит миссию, возложенную на него госпожой.
Ньюн прошел через главные ворота и закрыл их за собой. У дверей он увидел гигантскую тень мьюк'ко. Огромная голова поднялась и невидимые во мраке глаза взглянули на него.
«Возможно, — подумал Ньюн, в душе которого вспыхнула надежда, — возможно, пришло время. Это было бы очень кстати. Он нужен мне, я нужен ему."
Но зверь что-то проворчал, отвернулся и снова опустил голову в грязь. Самец или самка — никто не мог определить пол дуса, как никто не мог сказать, почему дусы идут к одному мри и не идут к другому. И этот дус, скорее всего, все еще не понял, что Медай никогда не вернется; возможно, зверь тоскует, дожидаясь, что Медай вернется и накормит его. Ньюн этого не знал.
Печально пожав плечами, Ньюн продолжал свой путь. Но ему стало ясно, что дус не чувствовал перемен, которые произошли или вот-вот произойдут.
Земляне, скорее всего, истребят дусов. Регулы бы так и сделали, если бы не вступились мри. Регулы не могли приспособиться, как мри, к яду когтей, к немудреному образу жизни этих зверей. И поэтому ненавидели дусов.
Тревога, поселившаяся в Ньюне после встречи с дусом, не покидала его, пока он шел к долине, к призрачным облакам пара над гейзерами. Ньюн чувствовал запах ветра, чувствовал его мощь, словно это было живое существо.