Угольки
Шрифт:
Несколько людей отдыхает на крыльце после ужина, и такое чувство, будто они тайком улыбаются, наблюдая, как я спускаюсь по ступеням к Кэлу. Я до сих пор прихрамываю на больную лодыжку, но мне уже гораздо лучше.
— Привет, — я снова чувствую себя абсурдно смущенной.
— Привет. Ты выглядишь очень красиво.
— Спасибо, — я не знаю, что еще сказать, и я бы предпочла обойтись без зрителей, так что спрашиваю: — Мы поедем на машине или пойдем пешком?
— Нам надо поехать на машине, но тут недалеко.
— Хорошо.
Жители Новой Гавани
Мы пересекаем двор, проходим мимо хозяйственных построек, и я расслабляюсь, когда мы уже не в центре внимания любопытных наблюдателей.
— Ты все еще согласна на это? — спрашивает он, когда мы подходим к его грузовику, припаркованному на краю подъездной дорожки.
— Да. Все хорошо. Это ощущается как будто… новым. Но я согласна.
— Хорошо, — он улыбается, открывая передо мной пассажирскую дверцу.
— Ты реально выкладываешься на полную, да? — мое поддразнивание слетает с языка прежде, чем я вижу, что лежит на сиденье. Букет красивых желтых полевых цветов (в этом году впервые после Падения все так обильно цветет) и корзинка с изумительной клубникой. Я издаю писк.
Он усмехается.
— Я определенно не собираюсь халтурить. Я получил второй шанс с тобой и я собираюсь выложиться на максимум. Не то чтобы это означает давление на тебя. Но можешь готовиться. Я вложу в это все, что у меня есть. Чтобы вернуть тебя.
Ну и засудите меня. Я слегка таю.
Он везет меня в соседний город, находящийся примерно в двадцати минутах езды. Как и любой другой город, выживавший так долго, он укреплен и охраняется, но они уже пару лет знают меня и Кэла, так что впускают с дружелюбным приветствием.
Похоже, что за стенами происходит вечеринка.
— Они начали играть музыку по выходным, — объясняет Кл. — Видимо, у них достаточно музыкантов, сохранивших свои инструменты, так что они собираются и играют. Люди танцуют, проводят время вместе, развлекаются. Они много обсуждали и решили стараться больше наслаждаться жизнью, и это один из способов. Подумал, тебе может это понравиться.
Я прикрываю рот ладошкой, когда Кэл паркуется и подходит, чтобы помочь мне выйти. Звуки веселья напоминают эхо прошлого, когда мир был прежним, и когда для людей было нормально собраться… просто чтобы повеселиться.
Прошло так много времени с тех пор, как жизнь была такой.
Я ослепительно улыбаюсь, пока мы с Кэлом идем к городской площади. Там группа играет кантри-музыку — старые песни, которые я до сих пор помню. Два гитариста, барабанщик и скрипач. Многие люди танцуют, остальные сидят, разговаривают и смеются.
Это один из лучших вечеров на моей памяти. Мы подходим поздороваться со знакомыми людьми. Все рады видеть нас и еще сильнее радуются, понимая, что мы вместе. Мы какое-то время болтаем. Кэл приносит мне еду. Вкусная жареная свинина на шампуре и жареная картошка. Когда мы поели, он танцует
Я толком не умею танцевать. Я никогда не училась этому, да и возможности не было. Но Кэл, похоже, знает основы и показывает мне достаточно, чтобы мы двигались по танцполу без запинок.
Я это обожаю. Очень сильно. Несмотря на ноющую лодыжку, которая часто требует отдыха. Мне нравится находиться в объятиях Кэла. Нравится теплая улыбка в его глазах. Знакомые мелодии музыки. То, как мое тело хочет двигаться в ритме. Двигаться с ним. Через какое-то время я так ошеломлена, что начинаю хихикать и не могу остановиться.
Через несколько часов я все еще слишком много хихикаю, когда музыканты собирают инструменты, и пора уходить.
Уже стемнело, но Кэл не кажется слишком обеспокоенным, так что и я не волнуюсь. Мы близко к Новой Гавани, и эти окрестности безопасны, так что существует лишь очень малый шанс, что мы наткнемся на проблемы.
Я до сих пор не прекратила хихикать, когда мы добираемся до фермы, и Кэл паркует грузовик.
— Где ты достал клубнику? — спрашиваю я. Я еще не готова завершить вечер, так что беру большую ягоду и кусаю.
Сладость резко взрывается на языке. Я стону от удовольствия.
— Значит, вкусно? — спрашивает он.
— Угу. Лучшее, что я ела в жизни, — я еще раз кусаю, и сок течет по подбородку. — Где ты их достал?
— Там-сям.
Я щурюсь, но недовольный взгляд наверняка смягчается клубничным соком на моих губах.
Он мягко смеется.
— Дикерсоны выращивают ягоды. Помнишь их?
— Да. Конечно, — это большая семья с маленькой фермой примерно на середине пути между этим местом и нашей старой хижине. — Просто изумительно. Наверное, все начинает расти как раньше.
— Да. Похоже на то.
Я доедаю ягодку, затем выбираю еще одну и протягиваю ему.
— Это для тебя, — укоризненно говорит он.
— Что ж, если это мои ягоды, то мне дозволяется делать с ними что угодно, а я хочу разделить их с тобой, — я машу клубничкой перед его лицом. — Так что прекрати быть упрямым засранцем и ешь.
К моей радости он уступает без дальнейших споров. Он берет ягодку, съедает половину одним укусом, жует и мычит о том, как вкусно.
Мы вместе съедаем примерно половину клубники, и я опять беспомощно хихикаю. Я доедаю последнюю ягодку, которую планирую съесть, и говорю себе, что пора взять себя в руки, быть адекватным человеком, но тут замечаю определенное выражение в глазах Кэла.
Оно теплое и мягкое (он весь вечер был таким со мной), но это еще не все. Его взгляд голодным. Собственнический. Горячий. Томящийся.
Я сглатываю и смотрю на него, мои губы до сих пор влажные от клубники и слегка приоткрытые.
— Малышка, — бормочет он, поднимая руку, чтобы провести костяшками пальцев по моей щеке, а потом легонько скользнуть большим пальцем по линии моих губ. — Я буду действовать так медленно, как ты захочешь. Обещаю. Но если ты продолжишь так на меня смотреть, я буду испытывать очень сильное искушение поцеловать тебя.