Угрюмый роман
Шрифт:
Что-то яркое на верхней койке привлекает мое внимание. Я подхожу ближе к кровати и нажимаю на кончики пальцев ног. Черт. Это высокая двухъярусная кровать. Я не могу хорошенько разглядеть. Несколько судорожных прыжков — моя следующая попытка. Когда это не срабатывает, я тянусь к стремянке для двухъярусной кровати.
Мне нужно посмотреть, что лежит на этой кровати. Особенно, если это связано с Бейли. Оформить комнату Майкла намного проще, потому что у него есть четкие интересы и более серьезная личность, но я все еще ищу ключевую деталь,
Бейли-Кролик-Энерджайзер, подсевший на крэк. Вчера он перескакивал с одной темы на другую, что делало невозможным извлечь из него четкую идею дизайна.
Я ставлю свои теннисные туфли на первую ступеньку, понимаю, что мне, вероятно, не следовало забираться на их кровати в своих пыльных кроссовках, и снимаю их. Готовая попробовать еще раз, я хватаюсь пальцами за лестницу и подтягиваюсь наверх.
Ярко-красный, который я видела на кровати, принадлежит мягкой игрушке. Это костлявый орангутанг с вымученной улыбкой и большими глазами. Игрушка потертая и местами грязная. Швы для глаз разваливаются, из-за чего кажется, что обезьянка неряшливо подмигивает.
— Интересно, — размышляю я. — Бейли любит животных? — Я подношу обезьянку к лицу. — Эй, ты со мной флиртуешь? — Легкое усиление давления моей руки заставляет обезьяну пищать, как радио.
Спокойной ночи, сынок. Папа любит тебя.
Мои глаза расширяются. Я снова сжимаю плюшевого мишку, и звучит то же самое записанное сообщение. Голос кажется незнакомым. Принадлежит ли он покойному отцу Майкла и Бейли?
У меня сжимается сердце. Эти бедные мальчики. Я хочу заключить их в свои объятия и обнимать по-настоящему, пока мир не перестанет причинять им боль.
— Что ты делаешь?
Этот голос исходил не от обезьяны.
Потрясенная, я обеими руками швыряю обезьянку обратно на кровать, не понимая, что мне нужны эти руки, чтобы предотвратить столкновение с землей. К тому времени, как я вспоминаю, что нужно держаться за лестницу, гравитация уже решила, что я стану ее следующей жертвой.
Дерьмо.
Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Я ворчу, пытаясь зацепиться пальцами ног за ступеньки, чтобы не рухнуть на землю. Это не работает и только переворачивает меня еще больше, ускоряя мое падение.
Я падаю с лестницы и ничего не могу с этим поделать.
Сердце колотится у меня в горле, я зажмуриваю глаза.
Готовлюсь к жесткому приземлению.
Может быть, сломана рука.
Сломанная шея?
Я не так уж далеко от земли, не так ли?
Даррел подхватывает меня в воздухе, прежде чем я выясню, могут ли шеи треснуть при падении с двухъярусных кроватей. Я не уверена, чего он добивался, но если он хотел ловко поймать супермена, то это зрелищно провалилось. Мой локоть врезается ему в челюсть, и он чертыхается, разворачивая нас.
Упс… — Прости, — шиплю я.
Его тело отшатывается назад, движимое желанием поймать меня и тем фактом, что теперь ему, возможно, понадобится операция на челюстной кости. Еще один шаг назад, и он падает, как боксер, которого уничтожает
Моя голова ударяется о его грудь, заставляя задуматься, было бы мягче, если бы я просто приземлилась на землю. Из чего сделан этот человек? Из скалы?
— Ах. — я потираю подбородок.
Даррел поднимает голову и бросает на меня взгляд, достаточно темный, чтобы сравнять города с землей. Неужели у него нет другого выражения, кроме мягкого взгляда и сердитого? Боже. Не то чтобы я оттолкнула его. Почему он так зол на меня?
Я немного расслабляюсь. — Когда ты здесь появился? Я не слышала, как ты вошел.
Он пытается сесть, но останавливается на полпути и плюхается обратно.
Он серьезно ранен?
Начинается паника. Даррел относится к тому типу клиентов, которые подадут в суд о возмещении ущерба. У меня нет денег на оплату медицинских услуг. Я едва могу покрыть страховку своего автомобиля после погашения всех своих долгов.
Отбросив свое раздражение, я сосредотачиваюсь на том, чтобы убедиться, что ему не придется посещать больницу. — Ты в порядке? — Я хватаю его за лицо и приподнимаю, проверяя нижнюю часть челюсти. Сегодня он чисто выбрит, что полезно. Там, где мой локоть соприкоснулся с его подбородком, уже образовался небольшой синяк. — О. — Я съеживаюсь. — Похоже, это больно.
Его дыхание учащается, а от его ледяного взгляда мне хочется нырнуть под одеяло.
— Я не могу сесть, потому что ты прижимаешь меня к земле, — рычит он.
О. — Виновата. — Я с трудом принимаю сидячее положение, но от такого быстрого движения у меня кружится голова. Странное давление нарастает в затылке. Мои ноги подкашиваются, и я знаю, что снова уткнусь лицом, если попытаюсь встать. Прижимая руку к виску, я выдыхаю. — Просто дай мне секунду.
Мое сердце бешено колотится в груди, руки становятся липкими, а горло стягивается тугим бантиком. Что, черт возьми, это такое? Почему я чувствую себя так странно?
Легкое прикосновение к моему подбородку, и глубокий, рычащий голос говорит: — Дыши, Санни. Просто дыши.
— Я дышу, — выдыхаю я одновременно. — Проблема сейчас не в дыхании. Это то, как у меня сжимается горло, и я чувствую, что задыхаюсь.
— Ты не задыхаешься. Секунду назад твоя симпатическая нервная система запустила реакцию "дерись или убегай", наполнив твое тело приливом энергии, чтобы оно могло отреагировать на опасность. Теперь ты ощущаешь последствия ломки, поскольку твоя лобная доля…
— Прекрати. Разговаривть, — задыхаюсь я.
Я дышу.
Я в порядке. Разбитых черепов не видно.
И Даррел все еще раздражает. Так что с ним, очевидно, тоже все в порядке.
За исключением того, что он, вероятно, был бы раздражающим даже с закрытой челюстью, так что… это не гарантия, что ему все равно не стоит обратиться в больницу.
Представить Даррела Хастингса в гипсе, пристально смотрящего на медсестер и врачей, — самый странный мысленный образ, который когда-либо возникал в моей голове, но он настолько забавен, что мое дыхание становится ровнее, а комок в горле проходит.