Ухищрения и вожделения
Шрифт:
Войдя в фургон, Паско ногой захлопнул дверь и устало сел у стола. Спросил:
— Пива хотите? А то — чаю? Кофе у меня весь вышел.
— Да нет, спасибо.
Дэлглиш сидел и смотрел, как Паско ощупью пробирается к холодильнику. Вернувшись к столу, он вскрыл жестянку и, закинув голову, стал пить пиво, вливая его в горло почти непрерывной струей. Потом бессильно склонился над столом, не произнося ни слова и по-прежнему сжимая в руке жестянку из-под пива. Оба молчали, и Дэлглишу казалось, что хозяин фургона вряд ли сознает, что Адам все еще здесь. В фургоне было темно. Лицо Паско над разделявшей их узкой — чуть больше полуметра — столешницей маячило едва различимым овалом, на котором неестественно ярко светились белки глаз. Потом
В молчании шли минуты. Потом Паско поднял голову и взглянул на Дэлглиша:
— Я сжег все свои записи и документы НПА вместе со всем остальным мусором. Вы, наверное, сами догадались. Все равно никакой пользы от этого не было. Я всего лишь использовал НПА, чтобы убедить себя, что я тоже что-то да значу. Вы выразились более или менее в этом смысле, когда я приезжал на мельницу.
— Разве? Я не имел права так говорить. Что вы теперь собираетесь делать?
— Уеду в Лондон, поищу работу. Университет отказался продлить мне грант еще на год. Я их не виню. Я бы хотел вернуться на северо-восток, но в Лондоне шансов больше.
— Какую работу?
— Все равно какую. Мне совершенно наплевать, чем заниматься, лишь бы это давало какие-то деньги и не было так уж необходимо кому-нибудь другому.
— А что с Тимми? — спросил Дэлглиш.
— Его забрали местные власти. Пришли вчера с ордером на помещение в приют или что-то в этом роде. Две женщины из отдела соцпроблем. Вполне приличные. Только он не хотел уходить с ними. Такую истерику закатил. Им пришлось его от меня прямо силком отдирать. Что это за общество у нас, если оно творит такое со своими детьми?
— Думаю, у них просто выбора не было, — сказал Дэлглиш. — Они же обязаны планировать его будущее. В конце концов, не мог же он бесконечно оставаться здесь с вами.
— Да почему же? Я заботился о нем больше года. И я хоть что-то имел бы от всей этой неразберихи.
— Они отыскали родителей Эми? — спросил Дэлглиш.
— А у них время было искать?! А найдут, так мне-то не скажут. Тимми прожил здесь у меня больше года, но со мной никто не хочет считаться. Я меньше значения имею, чем его дед и бабка, которые его и в глаза-то не видали и которым, похоже, на него вообще наплевать.
Паско все еще держал в руке пустую жестянку из-под пива. Медленно поворачивая ее в пальцах, он сказал:
— Что меня по-настоящему достало, так это ее притворство. Я думал, она неравнодушна. Да нет, не ко мне, а к тому, что я пытался сделать. А это было одно притворство. Она просто меня использовала. Использовала это жилье, чтоб быть поближе к Кэролайн.
— Но ведь они вряд ли могли слишком часто встречаться? — спросил Дэлглиш.
— Откуда мне знать? Когда меня не было дома, она вполне могла потихоньку уходить, чтобы повидаться со своей любовницей. Тимми, видно, часами оставался один. Она даже к нему была равнодушна. Кошки ей были важней, чем Тимми. Миссис Джаго забрала кошек, так что с ними все будет в порядке. Иногда по
— У вас ведь нет доказательств, — возразил Дэлглиш. — Это же Ривз вам сказал, что они любовницы, а Кэролайн вполне могла ему солгать.
— Нет, нет, она не солгала. Я знаю. Они нас обоих использовали — и Ривза, и меня. Эми ведь не была… Ну, она не была фригидна. Мы прожили вместе в этом фургоне больше года. На вторую ночь она… Ну, она предложила прийти ко мне. Но это было с ее стороны как бы предложением вот так за жилье и еду заплатить. Тогда это было бы неправильно и для нее, и для меня. Но время шло, я вроде бы стал надеяться. Ну я хочу сказать, мы ведь жили тут вместе, и я вроде бы к ней привязался, даже полюбил. Но она никогда по-настоящему не хотела, чтобы я был с ней. А когда приходила с этих воскресных прогулок, я знал. Я сам перед собой делал вид, что не знаю, но я знал. У нее вид был такой — восторженный, счастливый. И она улыбалась.
— Послушайте, — сказал Дэлглиш, — неужели вам и в самом деле так важно, что у нее был роман с Кэролайн? Даже если это правда? Ведь то, что было между вами здесь, в этом фургоне, — привязанность, дружба, товарищество, совместная забота о Тимми, — разве все это ничего не значит? Из-за того, что она жила с кем-то на стороне?
— Забыть и простить? — с горечью сказал Паско. — Как легко у вас это получается.
— Я не думаю, что вы сможете забыть или что захотите забыть об этом. Но я не вижу, почему бы вам следовало говорить о прощении. Она же не обещала вам ничего больше того, что давала.
— Вы меня презираете, да?
Дэлглиш подумал, как же все-таки непривлекательна эта погруженность в себя людей глубоко несчастных. Но оставались еще вопросы, которые ему необходимо было задать. И он спросил:
— Эми ничего не оставила? Никаких записей, бумаг, дневников? Чего-нибудь, что говорило бы о том, что она делала здесь, на мысу?
— Нет, ничего не оставила. Да я знаю, что она делала на мысу, почему появилась здесь. Приехала, чтобы быть поближе к Кэролайн.
— А деньги у нее были? Хоть вы питались вместе, за ваш счет, у нее должны были быть какие-то собственные деньги.
— У нее всегда была какая-то мелочь, но я не знаю, откуда она их брала. Она не говорила, а я не хотел расспрашивать. Я знаю, что никаких пособий она не получала. Говорила, что не хочет, чтоб из Минздрава и собеса ходили тут и вынюхивали, спим мы вместе или нет. Ну я ее не виню. Я и сам этого не хотел.
— И писем она не получала?
— Открытки получала время от времени. Довольно регулярно вообще-то. Так что друзья какие-то у нее, видно, были. Не знаю, что она с открытками делала. Выбрасывала, я думаю. В фургоне ничего нет, кроме ее одежды и косметики. Я все это тоже сожгу. Тогда уж ничего не останется, вроде ее здесь и не было никогда.
— А убийство? — спросил Дэлглиш. — Вы думаете, это Кэролайн Эмфлетт убила Робартс?
— Может быть. Мне все равно. Теперь уже не имеет значения. Даже если она и не убивала, Рикардсу ведь нужен козел отпущения. Она и Эми вместе очень ему подойдут. Почему бы и нет?
— Но вы же не можете и вправду поверить, что Эми совершила убийство?
Паско взглянул на Дэлглиша как-то по-детски сердито и растерянно, словно отчаявшись что бы то ни было понять.
— Да не знаю я! Послушайте, я же, оказывается, совсем ее не знал. Именно об этом я вам и толкую! А теперь, когда Тимми забрали, мне и знать ничего не хочется. И я совсем запутался — тут и злость из-за того, что она со мной сделала и кем была, и горе, что она погибла. Я и не представлял даже, что можно вот так злиться и горевать, все одновременно! Мне бы плакать о ней, а все, что я чувствую, — это страшная злость!