Уход на второй круг
Шрифт:
Повышенное давление, бешеный пульс, онемение. Уговоры ехать в больницу не действовали. Но возражения уже не имели значения — для Глеба не имели. Мог бы — усадил бы в машину насильно.
— Валера, носилки в VIP-зал! — звонок телефона должен был вернуть его в реальность, но ничего не возвращало. Внутри, там, где прежде находился узел, где теперь ничего уже не осталось, болезненно пульсировала мысль, внушенная с детства: перелет — самый безопасный вид перемещений. По статистике куда больше людей гибнут в автокатастрофах.
А Ксения возвращалась сегодня. В этот день. Забытая
— Там папа был, слышишь? Папа! Он звонил перед вылетом, он точно сел! — истошно кричала в трубку девчушка лет восемнадцати, закрывая лицо свободной рукой — эту самую руку подхватывала молодая женщина в форме спасателя и что-то ей говорила. Слова он не различал, оставляя их позади. Вперед он нес пациентку на носилках — вместе с Валерой. Опять инсульт. У этой тоже, хотя она и не престарелый божий одуванчик.
Но это то, во что можно вцепиться, чтобы не рехнуться. Сначала инсульт, потом все остальное. Иначе сорвался бы прямо здесь вытрясать у сотрудников аэропорта, что за экипаж летел в рейсе 1322.
Инструкция. ЭКГ. Катетер. Таблетки. Капельница. У него холодели ладони. Покрывались липким потом под перчатками.
— Списки могут в интернет слить? — под переливы светомузыки на крыше минивэна зачем-то спросил Парамонов, не глядя ни на Валеру, ни на пациентку, а прямо перед собой, где длинным хвостом тянулись машины.
— Да, и на сайте службы по чрезвычайным ситуациям опубликуют, — подал голос тот, который, наверное, муж. Кем он на самом деле приходился пациентке, Парамонов не запомнил. Назывался точно. Немолодой, уставший, черный — с ними. Живые к живым. Потом он качнул головой, судорожно вздохнул и добавил: — Только в соцсетях написали раньше, чем в аэропорту стало известно. И фотки даже повыкладывали.
— Леша-а-а, — протянула женщина едва слышно.
Заткнулись все.
Глеб сдавил виски пальцами.
В аэропорту знают, была она в этом экипаже или нет. Не обязательно ждать. Эта мысль не давала покоя. Он будто бы две жизни одновременно проживал. В одной — врач скорой вез пациентку в больницу. В другой — он среди почерневших лицом людей в аэропорту «Киев». Рука снова дернулась к телефону. Среди контактов — поиск ее имени. Он подписал ее «Ксёныч». Как называл, хотя ей и не нравилось. Его упертость против ее упертости.
И вдруг сквозняком в голове, порывом ветра: а ведь она ему звонила. Чертовы недели назад — звонила! Это он хлопал дверью — а она звонила. Неужели ему оказалось мало?
Подушечкой пальцев — на вызов. И прижал трубку к уху, чтобы впервые в жизни по буквам, каждым движением ходившего вверх и вниз кадыка, различить обездушенное: «Абонент знаходиться поза зоною досяжності. Будь-ласка, зателефонуйте пізніше».
— Абонент — не абонент, — пробормотал Глеб. И швырнул телефон на торпеду.
В приемник сдавался быстро. Кажется, он никогда ничего так быстро не делал. Заполненные документы. Короткие реплики — не больше, чем нужно, чтобы все завершить как можно скорее. И выдох в голос:
— Сто двенадцатая все. Ленка, отпускай.
— Куда отпускай? — не поняла диспетчерша.
— Меня отпускай. Надо.
— Сдурел? У тебя два часа до конца смены! Я кем дыры латать буду?
Что? Прямо так и сказать? Лена, у меня, возможно, на этом самолете девушка летела.
Девушка? Летела? Глеб негромко выругался и выдал:
— Непредвиденные обстоятельства.
— Иди в баню со своими обстоятельствами. У меня четыре вызова и две свободные бригады. Дуй на станцию. И вперед. Времени нет на обстоятельства!
— Лена!
— Иначе докладную напишу.
— У меня, возможно, на этом самолете девушка летела. Это будет не работа сейчас. Мне надо знать.
Голос замолчал. Надолго. В рации что-то потрескивало. И кровь стучала в висках. Валера притих, закуривая у машины. К разговору прислушивался. Наконец, диспетчерша медленно протянула:
— С дежурным договаривайся сам. И доки заполни.
Обратную дорогу до станции Глеб попеременно звонил то дежурному врачу, отпрашиваясь, то незабвенной Татьяне Ивановне с просьбой выйти раньше, то рыскал по сети в поисках пресловутых списков погибших. И все еще функционировал в двух реальностях. Одна — здесь и сейчас. В которой он продолжает решать насущные проблемы. Вторая, запертая, которой воли не давал. Иначе она расползлась бы вокруг, разъедая границы возможного, заполнив все собой — и Парамонов просто сорвался бы с места, потому что настоящий мир — не в старой реношке. И настоящий он — где-то далеко отсюда.
Рейс 1322. Кажется, он до конца жизни будет ненавидеть эти цифры.
Но вместе с тем немного обнадеживало то, что среди людей в аэропорту не видел Ксенькиных родителей. Они, конечно, могли бы и не знать до сих пор — все же для них это всего лишь ее работа, ее обычные дни. Не услышали новостей. Никто не позвонил, не сказал. Как там вообще положено уведомлять о таком?
Переодевшись и заполнив документы для следующей смены, он помчался обратно в Жуляны, мысленно повторяя как мантру: «ее там не было, ее там не было, ее там не было». Потому что отдал бы все что угодно за то, чтобы она спокойно зашла на посадку, села и спустилась по трапу из своего самолета, который обязательно прилетит из Вены или любого другого места на земле. И пусть себе дальше твердит свое «у нас ничего не может быть». Неважно. Важно то, кем она для него стала.
Когда подъезжал к терминалу, небо — то самое, в котором жила его Ксения — показалось ему неожиданно теплым, розоватым сквозь толщу туч. Что она там нашла, чего не было здесь? Крылатая, не удержишь. Да и надо ли держать?
Часы показывали 15:20. Выпуском новостей радио радовать не желало.
А он все смотрел в небо. Потому что крылатые не падают. Летают.
В 15:23 Парамонов, не выходя из авто, в очередной раз штурмовал сайт ГСЧС со своего телефона. Список появился. Реальность, в которой он настоящий, замерла в абсолютной тишине, в вакууме, не рождающем звуков и цветов. А он считывал фамилии, расплывающиеся перед глазами, ощущая, как тяжело в груди ухает сердце.