Уилл Грейсон, Уилл Грейсон
Шрифт:
Звонок в дверь раздается как раз тогда, когда парень собирается рассказать всё то дерьмо, что должен рассказать, но я делаю то же самое, что и с телефоном, - полностью игнорирую. Единственная проблема состоит в том, что человек за дверью не может оставить голосовое сообщение, раздаётся ещё один звонок, и мама собирается подняться с дивана, поэтому я говорю: Я открою, - думая, что это ошиблись дверью, как ошибаются номером телефона. За дверью оказывается Маура, она слышала мои шаги и знала, что я здесь.
Маура: Мне нужно поговорить с тобой.
Я: А сейчас не полночь или типа того?
Маура:
Я: А ты не собираешься раздражаться и пыхтеть от злости?
Маура: Ну, давай же. Просто открой дверь.
Это всегда немного пугает, когда она так прямо говорит. И поэтому, пока я открываю дверь, одновременно придумываю, как от неё увернуться. Проявление инстинктов.
Мама: Кто там?
Я: Только Маура.
Ох, блять, Маура приняла моё "только" очень лично. Я хотел лишь, чтобы она нарисовала слезу у себя под глазом и покончила с этим. У неё было достаточно карандаша для глаз, чтобы походить на трупа, а кожа была такая бледная, как будто она только что встретила рассвет. Разве что без двух капель крови на шее.
Мы простояли в дверях, потому что я правда не знаю, куда мы должны идти. Я не думаю, что Маура когда-либо до этого была у меня в доме, ну, может быть, если только на кухне. Она точно не была в моей комнате, потому что это место, где находится компьютер, а Маура одна из тех девушек, которые в тот момент, когда остаются одни, сразу направляются к твоему личному дневнику или компьютеру. Плюс, ты знаешь, приглашение кого-то в свою комнату может быть воспринято по-особенному, а я определённо не хочу, чтобы Маура думала, что я собираюсь сделать с ней что-то типа "хей-почему-бы-нам-не-присесть-на-мою-кровать-мы-сидим-на-моей-кровати-так-как-на-счёт-моего-челена-внутри-тебя?". Но кухня и зал сейчас вне досягаемости из-за мамы, и мамина спальня тоже, потому что это мамина спальня. И поэтому я спрашиваю Мауру, не хочет ли она пойти в гараж.
Маура: Гараж?
Я: Слушай, я же не прошу тебя спуститься по дымовой трубе, ok? Если бы я хотел совершить суицид, я бы предпочёл отключку в ванной из-за электричества. Ну, знаешь, с феном. Как поэты делают.
Маура: Ладно.
Мамин макси-сериал ещё не подошёл к своему долбанному "остин" концу, поэтому мы с Маурой сможем поговорить спокойно, и никто не будет отвлекать. Или, по крайней мере, мы будем единственными, кто будет нарушать покой в гараже. Идея сидеть в машине кажется довольно глупой, поэтому я расчищаю для нас пространство от вещей отца, которые мама всё никак не выкинет.
Я: Так что случилось?
Маура: Ты придурок.
Я: Это так срочно?
Маура: Заткнись на секунду.
Я: Только если ты тоже заткнёшься.
Маура: Остановись.
Я: Ты начала.
Маура: Просто остановись.
Я решил, ну, ладно, я замолчу. И что получу? Пятнадцать долбаных секунд тишины? И всё.
Маура: Я всегда говорю себе, что ты не хочешь ранить меня, это делает меня менее ранимой, знаешь. Но сегодня я так задолбалась от всего этого. От тебя. Просто знай, что я не хочу спать с тобой. Я бы никогда не переспала с тем, с кем не смогла бы быть друзьями.
Я:
Маура: Я не знаю, кто мы. Ты даже не хочешь говорить мне, что ты гей.
Это классический манёвр Мауры. Если она не получает ответа, который хочет, то создаёт угол и загоняет тебя туда. Это как в тот раз, когда она нашла таблетки у меня в сумке в то время, как я был в душе. Я просто не принял их утром, и поэтому принёс с собой в школу. Она ждала долгие десять минут, прежде чем спросить, сижу ли я на каких-нибудь лекарствах. Это показалось мне слишком внезапным, и я правда не хотел говорить на эту тему, и поэтому просто сказал "нет". И что она сделала после этого? Залезла в мою сумку, достала пузырек с таблетками и спросила, для чего они. Я ответил, но не поддержал её доверия ко мне. Маура продолжает внушать мне, что я не должен стесняться своего психического состояния, а я продолжаю говорить ей, что не стесняюсь, а просто не хочу говорить с ней об этом. Она не поняла разницы.
Так поэтому мы вернулись в другой угол, и это время для "гей" новостей.
Я: Вау! Подожди секунду, даже если бы я был геем, разве это не должно быть моим решением? Рассказать тебе?
Маура: Кто такой Айзек?
Я: Чёрт.
Маура: Ты думаешь, что я не вижу, что ты рисуешь у себя в ежедневнике?
Я: Ты издеваешься надо мной. Ты думаешь это об Айзеке?
Маура: Просто скажи мне, кто он.
Я не хочу рассказывать. Он принадлежит мне, а не ей. Если я расскажу ей кусочек истории, она захочет узнать всю. Я знаю, что это запутанный случай, и она сделает всё, потому что думает, что это то, чего хочу я, - поговорить обо всём, чтобы она знала всё обо мне. Но это не то, чего хочу я. И это то, чего у нее не будет.
Я: Маура, Маура, Маура. Айзек – это персонаж. На самом деле, он не существует. Черт! Это просто та вещь, над которой я работаю. Это, я не знаю…идея. Я выдумываю все эти истории. Учитывая этого персонажа, Айзека.
Я не знаю, откуда берется это дерьмо. Это как будто дается мне священной силой.
Маура выглядит так, будто хочет поверить, но не может.
Я: Это как пого для собак (корм доги для собак), но не палочка для собак.
Маура: Чёрт, я забыла всё о пого.
Я: Ты издеваешься? Это сделает нас чертовски богатыми!
И она купилась. И она симпатизирует мне вопреки всему, и я клянусь, что, если бы она была парнем, то я бы увидел ее достоинство.
Маура: Я знаю, что это ужасно, но я чувствую что-то вроде облегчения, что ты не скрываешь от меня нечто настолько важное.
Я полагался на то, что это плохое время для афиширования того, что я никогда не признавался в том, что я гей. Я просто сказал ей отстать от меня. Я никогда не думал о том, есть ли более ужасающее, чем девочка-гот, которая становится привлекательной. Маура не только симпатичная, но сейчас она контролирует мою руку, как кто-то, кто штампует со значением для жизни. Как шрифт Брайля (шрифт для слепых).
Я: Я должен вернуться к маме.
Маура: Скажи, что мы веселимся.
Я: Я обещал, что посмотрю эту передачу с ней.
Ключ в том, чтобы выпустить пар на Мауру, чтобы она даже не догадалась об этом. Потому что я не хочу сделать ей больно. Она до сих пор не оправилась от той боли, что я причинил ей в последний раз. Я знал, что когда Маура придет домой, она сразу же нырнет в свой ежедневник черепно-кровинную поэзию, и я собираюсь сделать не самую лучшу рецензию. Один раз Маура показала мне одну из своих поэм