Уилт незнамо где
Шрифт:
Чтобы хоть как-то взять себя в руки, инспектор приказал сержанту Йэтсу принести протоколы перекрестных допросов Ругы-Шпицрутен, полученные от главного суперинтенданта. Флинт внимательно изучил записи и пришел к выводу, что Уилт не только никого не убивал, но и сам является пострадавшим. А все нити ведут к жене теневого министра. Кровь Уилта в гараже и в «вольво». То, что ее видели в Новом районе, а ночью засекла камера на шоссе. То, что она — инспектор нисколько в этом не сомневался — устраивала садомазохистские оргии с педофилом «Бобби Бо-бо» Бэттлби, владельцем сгоревшего дома. А кроме всего прочего, у нее имелся мотив. Далее. Уилт вроде бы ошивался на дороге за Особняком. Но его джинсы нашли только через два дня
Зато главный суперинтендант полиции Херефорда, на которого оказывала давление Даунинг-стрит, сдаваться не собирался. Он больше не подозревал Уилта ни в поджоге, ни в убийстве, но тем не менее приказал остонской полиции разыскать свидетелей его путешествия и по возможности точнее вычислить маршрут.
— Вы ведь уже в курсе, где он ночевал, — сказал херефордский суперинтендант остонскому инспектору. — А теперь пусть ваши люди разузнают, желательно — поподробнее, где он обедал, куда и откуда шел, а также где и когда закончился поход.
— Вы так говорите, будто в моем распоряжении целая армия, — запротестовал инспектор. — А у меня всего семь человек, причем двое из соседнего графства, их бросили нам на подмогу. Почему нельзя просто предъявить этому Уилту обвинение?
— Потому что он — жертва, а не преступник. Не только потому, что его избили в Ипфорде. В гараж Лилайн-Лодж он попал, уже будучи раненым, долго истекал кровью, и только потом хозяйка отвезла его в Ипфорд. В общем, он больше не подозреваемый.
— Тогда какая разница, куда он шел и откуда?
— Возможно, он видел поджигателя. Иначе зачем этой бабе понадобилось от него избавляться? Кроме того, у бедняги, по официальному заключению психиатров, амнезия. Совершенно не помнит, кто он такой и кто на него напал.
— Ну и дельце, — проговорил инспектор. — Повесьте меня, если я хоть что-нибудь понимаю.
То же самое могла бы сказать и несчастная Рута-Шпицрутен. Ей не давали спать, без конца вызывали к следователям, заставляли пить очень крепкий кофе. Она была в полном отчаянии и не могла вразумительно ответить ни на один вопрос. Из-за фальшивого свидетельства о рождении ее, кроме всего прочего, обвиняли в намеренном препятствовании отправлению правосудия, а из-за наговоров Бэттлби — в приобретении для него журналов педофилического содержания. Горе-журналисты Палач Кэссиди и Убъектив Кид повсюду размахивали исковыми заявлениями в суд, таблоиды с упоением обмазывали Рут грязью, а политические листки на ее примере громили оппозицию.
Уилту, дома, на Оукхерст-авеню, также приходилось нелегко. Он пытался доказать Еве, что, отправляясь в поход, действительно не знал, куда пойдет.
— Не знал, куда пойдешь? Хочешь сказать, забыл? — непонимающе спросила Ева.
— Да, — вздохнул Уилт. Иногда проще соврать, чем объяснить.
— Но ты говорил, что должен работать над курсом по Кастро и коммунизму, — настаивала Ева. —
— Нет, не забыл.
— Значит, те ужасные книги ты взял с собой?
Уилт горестно посмотрел на полку и признался, что оставил ужасные книги дома.
— Я думал, меня не будет всего две недели.
— Я тебе не верю.
Уилт вздохнул еще раз, громко. Как, не обращаясь к литературным реминисценциям, втолковать жене, что он просто-напросто хотел увидеть просторы милой Англии? Ева этого никогда не поймет. И непременно заподозрит, что тут замешана другая женщина. «Заподозрит» — еще мягко сказано, она будет абсолютно уверена. Уилт вспомнил, что лучший способ защиты — нападение.
— А почему ты так скоро вернулась? Вы же уехали на полтора месяца? — спросил он.
Ева замялась. Она, в известном смысле, тоже страдала амнезией, поскольку вычеркнула из памяти решительно все, что произошло в Уилме. А вернувшись домой и узнав, что Генри избили и он лежит в больнице и никого не узнает, испытала такой страшный шок, что вообще ни разу не вспомнила о том, почему у дяди Уолли стало плохо с сердцем, а тетя Джоан вышвырнула ее с девочками из дома. Поэтому Ева ответила мужу единственное, что пришло в голову — что им пришлось вернуться, потому что у Уолли случился двойной инфаркт.
— И поделом ему, — сказал Уилт. — Вспомни, как в «Таверне у парка» он запивал стейк водкой, а потом глушил отраву, которую называл «Сон на гвоздях». Я вообще удивляюсь, как это он до сих пор жив.
Уилт, радуясь, что мерзкий Уолли наконец получил по заслугам, пошел в кабинет, раскрыл дневник и посвятил мистеру Иммельману длинную и отнюдь нелестную запись. Жаль только, скотина не удостоится такого некролога.
Глава 37
Четверняшки, в двух своих комнатах, занимались составлением отчетов для мисс Дрочетт, которые непременно прикончили бы дядю Уолли, если бы, не дай бог, попались ему на глаза. Джозефина делала упор на его отношениях с Мэйбелл, особенно подчеркивая «насильственность и противоестественность половых актов». Пенелопа, наделенная природными способностями к математике, приводила примеры разительной дифференциации оплаты труда белых и черных служащих «Иммельман Энтерпрайзис» и других предприятий Уилмы. Саманта сравнивала статистику смертных казней в разных штатах и упоминала, что, по мнению Уолли, вместо всяких негуманных умерщвлений по телевизору в прайм-тайм следует показывать публичные повешения и порки. Эммелина описывала коллекцию военной техники и способы ее использования, причем выражения специально подбирала так, чтобы привести в ужас монастырских учителей, и отдельно привела данное Уолли определение огнеметов как средства для «поджаривания япунделей». Словом, девочки делали все возможное, чтобы, благодаря праведному возмущению, которое их изыскания должны вызвать у ипфордских и монастырских подружек, а также их родителей, оправдать то, что натворили в Уилме.
Как и они, инспектор Флинт у себя в участке весьма неплохо проводил время.
— Превосходно, — язвительно говорил он Ходжу и работникам американского посольства. — Сначала вы врываетесь сюда, машете удостоверениями, ничего толком не объясняя, а я, значит, вам кланяйся. А теперь преспокойно заявляете, что никаких наркотиков ни у какого Иммельмана не найдено. Ну так позвольте вам напомнить, что у нас здесь не Ирак и не Залив.
Излив всю желчь, инспектор пришел в самое приятное расположение духа, чего никак нельзя сказать об американцах — но им было нечего возразить. Они ушли. Флинт слышал, как они прошлись по его адресу («наглый бриташка») и, что еще приятнее, обругали Ходжа — зачем навел на неверный след. Абсолютно счастливый, Флинт отправился в забегаловку и сел пить кофе, впервые полностью разделяя взгляды Генри Уилта на жизнь.