Уильям Шекспир — образы чести и благородства
Шрифт:
В последних двух строках второго четверостишия: «Создавший голод там, где изобилие лежит (простором) / Себе сам враг, чересчур жестокий для своего сладкого я», Шекспир использовал контрастные образы «голода» и «изобилия», а затем «милого я» и «жестокого», чтобы описать эгоизм молодого человека.
Третье четверостишие:
«Ты, будто мастерство ныне, узор свежий мира (появясь) / И лишь, герольд огласивший приход аляпистой весны», могло означать, что у молодого человека был потенциал придворного
«Содержимое собственного твоего бутона внутри cхорони», предполагает, что юноша держит свою красоту и жизнь при себе вместо того, чтобы позволить миру увидеть её в цвету. Оборот речи «own bud buriest» наводит на мысль о том, что юноша сам роет себе могилу.
Согласно мнению, критика Филипа Дж. Т. Мартина (Philip J.T. Martin), в этой строке «содержимое» означает «всё, что он в себе содержит», что, конечно, включает в себя способность зачинать детей, и в то же время означает его «самодостаточность», сейчас и особенно в будущем, и удовлетворение, которое он мог бы дать другим».
(Martin, Philip J. T. «Shakespeare's Sonnets; Self, Love and Art». New York City, NY: Cambridge University Press, 1972. Print, p. 20).
В следующей строке: «И ласковый парнишка, разбрасывай из него скупясь», повествующий использует парадокс ласковый парнишка, который расточает в скупости, как начало поворотного момента для сонета».
(Bennett, Kenneth C. «Threading Shakespeare's Sonnets». Lake Forest, IL: Lake Forest College, 2007. Print, p. 22).
Хелен Вендлер сочла, что третье четверостишие использовалось повествующим, как «пауза и удивление с восхищением» юношей.
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1997. Print, p. 51).
Критик Филип Мартин описал третье четверостишие, как «тон самолюбования, каким поэт видит его в юности», и это «не только похвала, но и не только порицание; не одно, а затем другое; но и то и другое сразу».
(Martin, Philip J. T. «Shakespeare's Sonnets; Self, Love and Art». New York City, NY: Cambridge University Press, 1972. Print, p. 20).
Заключительное двустишие:
Шекспир противопоставляет намёки на голод во втором четверостишии намёку на обжорство, говоря, что молодой человек «съедает все, что причитается миру, если ему суждено умереть без потомства. Ритмическая структура двустишия (особенно «клянусь могилой и тобой») предполагает «непревзойдённую» способность Шекспира имитировать разговорную речь, чтобы сонет звучал личным и разговорным, а не назидательным», и что при первом чтении можно получить возможность лучше усвоить послание автора. в отличие от тщательного
(«The Sonnet 1. Shakespeare's Sonnets: With Three Hundred Years of Commentary». Ed. Carl D. Atkins. Cranbury, NJ: Rosemont and Printing, 2007. Print, pp. 31—32).
(Примечание: для ознакомления читателем любезно предоставляю критические дискуссии и заметки сонета 1, которые могут вызвать интерес у некоторых исследователей. Текст оригинала по этическим соображениям при переводе максимально сохранен, и автор эссе не несёт ответственности за грамматику, стилистику и пунктуацию представленного ниже архивного материала).
Критические дискуссии и заметки о сонете 1.
Критик Боаден (Boaden) выразил своё мнение: «У меня часто возникало искушение рассмотреть (сонеты 1-19) и многие другие части сборника как части замысла трактовать тему Адониса в форме сонета. Сходство между этими вступительными сонетами и V. & A. было отмечено многими комментаторами, совсем недавно судьёй Эвансом, Sat. Преподобный, 26 декабря 1914 года». Ср.! особенно строки 163—174.
Критик Исаак (Isaac) предложил ссылку: Cf.! Daniel's «Delia», lines 34—35.
Изучив приведённые здесь параллели, критик Айзек пришёл к выводу, что из-за столь же поразительных совпадений с V. & A. и некоторыми ранними пьесами Sh., вероятно, был первым, кто развил эту идею. (Jahrb., 17:177—181).
Критик Мэсси (Massey) предоставил ссылку: Cf.! Sidney's Arcadia: «Beauty ... is the crown of the feminine greatness; which gift, on whomsoever the heavens (therein most niggardly) do bestow, without question she is bound to use it to the noble purpose for which it is created», «Красота... это венец женского величия; этот дар, кого бы ни одарили небеса (в этом столь скупые), без сомнения, она обязана использовать его для благородной цели, для которой он (дар красоты) был создан» (1590 ed., p. 279).
«(Эти) сонеты о браке не могли быть написаны до тех пор, пока Sh. не прочитал «Аркадию» (pp. 71—73).
Критик Верити (Verity) дополнительно привёл в качестве параллели с «Легендой о Матильде» Дрейтона (Drayton «Legend of Matilda»); но сходство ограничивается несколькими строками в строфах 34 и 70:
Hoard not thy beauty, when thou hast such store;
Were 't not great pity it should thus lie dead,
Which by thy lending might be made much more?
For by the use should every thing be fed.
'T were pity thou by niggardise shouldst thrive,
Whose wealth by waxing craveth to be spent
Не копи свою красоту, когда у тебя есть такой запас;
Если бы не великая жалость, он и так лежал бы мёртвый,
Которые благодаря твоего заёма могли стать гораздо больше?
Ибо от употребления должно каждой штукой быть питаемым
Если бы не жалость, от скупости ты должен был бы процветать,
Чьё богатство вощённое жаждет быть растраченным.
(Литературный перевод Свами Ранинанда 26.07.2022).