Уильям Шекспир — образы меры, добродетели и порока
Шрифт:
Краткая справка.
«Эврика!» (греч., букв. «нашёл!») — легендарное восклицание Архимеда, ставшее общеупотребительным в выражения радости при нежданно пришедшей идеи, необходимой для разрешения необычайно трудной задачи.
Согласно легенде, пересказанной Витрувием в трактате «Об архитектуре», сиракузский царь Гиерон II подозревал своего ювелира в обмане при изготовлении золотой короны. Он поручил Архимеду открыть обман и доказать, что корона не из чистого золота (часть которого мастер якобы присвоил), а из сплава золота и серебра. В то время существовали инструменты,
Архимед долго бился над решением предложенной задачи, пока решение не пришло к нему случайно во время купания, когда при его погружении в ванну вода начала выливаться на пол: он понял, что объём вытесненной воды равен объёму тела, погружённого в воду (принцип, который иногда путают с законом Архимеда — гидростатическим законом, гласящем о выталкивающей силе); а значит, можно с невероятной точностью измерить объём сложных по форме объектов.
Строки 11-12 входят в новое предложение, состоящее из двух строк, и поддерживают тему повествования в духе «эвристической» риторики предыдущих строк.
«And ruin'd love, when it is built anew,
Grows fairer than at first, more strong, far greater» (119, 11-12).
«И погубил любовь, когда вновь она была возведена,
Взрастив прекраснее, чем поначалу, крепче, гораздо больше» (119, 11-12).
Было бы наивно полагать, что столь проникновенные строки о любви, поэт мог посвятить юноше. Известно, что поэт был глубоко верующим христианином, это, во-первых. Во-вторых, бард состоял в браке со старшей дочерью барона Берли, титул барона ему был пожалован королевой в тот же год, когда его дочь Анна Сесил, от роду в 15-ть лет вышла замуж за графа Оксфорда.
Поэтому в строках 11-12, повествующий вполне мог написать о любви к своей молодой жене, которую он оставил в доме её отца на целых 14-ть месяцев, о чём по приезду очень пожалел: «И погубил любовь, когда вновь она была возведена, взрастив прекраснее, чем поначалу, крепче, гораздо больше».
Безусловно, распространившиеся сплетни среди придворной знати окончательно подорвали душевное равновесие барда. Вследствие чего, нестерпимая обстановка в доме и плачевное положение дел привело к серьёзным разбирательствам, в конце концов закончившимися чредой дуэлей со смертельным исходом. Всё происходило с невероятной точностью, как в исторически документируемых записях, согласно хронологии событий.
Из чего, можно заключить, что в содержании сонета 119 конкретного адресата, к которому поэт обращался бы от первого лица фактически нет. Из намёков в тексте сонета можно, лишь догадаться, что автор сонета был в длительном морском путешествии и затем возвратился домой, где обнаружил, нечто такое, что одновременно необычайно удивило его и разгневало до глубины души.
В заключительных строках, повествующий как-бы подводит черту вышеизложенному, но хочу обратить внимание читателей на фразу в строке 13: «I return rebuk'd», «Я, вернувшись упрекал». Именно, на основании этой фразы мной были окончательно сформированы аргументы в пользу, версии «об возвращении» поэта домой к молодой жене
«So I return rebuk'd to my content,
And gain by ill thrice more than I have spent» (119, 13-14).
«Итак, Я, вернувшись упрекал за моё содержимое (тогда)
И получил от зла в три раза больше, чем Я вложил (раньше)» (119, 13-14).
В строках 13-14, бард констатировал факт, но при этом выразил своё удовлетворение: «Итак, Я, вернувшись упрекал за моё содержимое (сполна) и получил от зла в три раза больше, чем Я вложил (раньше)». Оборот речи Quarto 1609 года: «to my content», «моё содержимое» в «елизаветинскую» эпоху могла означать при упрёке по возращению на то, что «имел по факту», «имел на содержании».
Как известно поэт, возвратившись домой после путешествия длившегося 14-ть месяцев обнаружил, что его молодая жена родила ему дочь; и этот факт, плюс слухи, домыслы и подозрения его друзей обрушились на него, как лавина, приведшая к переоценке бывших друзей и цепочке дуэлей. В одной из которых бард, получивший ранение в бедро, после чего стал прихрамывать на одну ногу.
В строке 13 мной была заполнена конечная цезура строки наречием в скобках «тогда», решившее проблему рифмы строки. В строке 14, также была заполнена конечная цезура строки словом наречием в скобках «раньше», которое органически вписалось в строку, а также была решена проблема с рифмой строки.
Особенности морфологической структуры сонетов 119 и 99 указывали на широкое применение автором литературных символов особенно в тексте сонета 99. После расшифровки, которых гражданская позиция поэта раскрылась в полной мере. Новые находки, буквально ожидали меня на каждом шагу, они требовавали дополнительной сверки со схожими образами пьес барда, которые дали намёки на примерное время написания сонетов. Служа надёжным инструментом для верификации подстрочника сонета в увязке с остальными сонетами, имеющими схожие литературные образы и символы.
(Примечание: для ознакомления предлагаю критические дискуссии и заметки относящиеся к сонету 119, которые могут вызвать интерес для более углублённого изучения некоторыми исследователями. Текст оригинала по этическим соображениям при переводе максимально сохранен, и автор эссе не несёт ответственности за грамматику, стилистику и пунктуацию ниже предоставленного архивного материала).
Критические дискуссии и заметки к сонету 119.
Критик Тайлер (Tyler) предположил: «Вполне вероятно, что здесь мы вплотную подошли к причинам скандала, к которому относятся 112 и 121».
В строке 1 по поводу слова «syren» «сирен» критик Бичинг (Beeching) предложил: «Сирена, по-видимому, была бы дамой сонетов (в конце сборника)».
Критик Рольф (Rolfe) добавил: «Коварные слёзы соблазнительных женщин».
В строках 1-2 Критик Сидни Ли (Sidney Lee) отметил: «(Этот экзордиум) заимствован из оскорбительного сонета Барнса (S. 49), где он, назвав свою любовницу «сиреной», поэт бессвязно восклицал: «From my lovel's lymbeck still still'd teares, oh teares!», «Из моего лимбека любви ещё не остановились слёзы, о слёзы!» (Life, p. I52n.).