Уильям Шекспир — образы меры, добродетели и порока
Шрифт:
Можно выделит две основные группы приёмов, которые осуществляют реализацию эзопова языка: «экраны», направленные на то, чтобы скрыть эзоповский текст; и «маркеры», которые в противоположность, являясь ключевыми символами «эзопова языка», в виде аллегории передают ассоциативную реакцию автора по ходу повествования. В совокупности они с одной стороны привлекают внимание своим колоритом, с другой стороны вводят в замешательство читателя «непонятностью», неординарностью видения окружающего мира автором.
Впрочем, иносказательный язык Шекспира в сонете 99, коренным образом отличался от иносказательно
По мере семантического анализа сонет 99, попытаюсь донести до читателя основные параметры шекспировской строки, как образца незаурядного таланта гения драматургии, и шаг за шагом раскрывая авторский подстрочник. Вероятно, без увязки с хронологией событий автобиографического характера, подстрочник сонета 99 невозможно было бы осмысленно понять, поэтому особая благодарность частным лицам и компаниям, предоставивших необходимые исторические документы и материалы, благодаря которым у меня возникла возможность дописать это эссе.
Для удобства осмысления сонета 99, необходимо читать первые четыре строки вместе, одна за другой. В данном случае хочу заострить внимание читателя на той особенности, что в риторическом вопросе от первого лица, входящем в первые четыре строки автор не случайно кроме себя описал, ещё два действующих лица. Кроме этого, в последующих строках, согласно умозрительному приходу к исходной точке движения, автор обратился к действующему лицу, вокруг которого происходила вся интрига сюжета.
Однако, сюжетная линия сонета построена по направляющей между двумя обращениями, которые в структуре сонета являются опорными точками риторических фигур сгруппированных и прикреплённых к оси между этими двумя опорными точками.
«The forward violet thus did I chide:
Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells,
If not from my love's breath, the purple pride
Which on thy soft cheek for complexion dwells?» (99, 1-4).
«Препровождающий фиалковый, поэтому упрекнул Я:
Сладкий вор, откуда ты украл твою сладость, что благоухала,
Если не от моей любви пурпурной гордыни дыхания (алкая),
Что на твоих нежных щеках в лица оттенках обитало (исчезая)?» (99, 1-4).
Итак, имеющий хоть малую толику воображения читатель, прочитав эти четыре строки закроет глаза и мысленно представит себя в эпицентре необычайно бурной придворной жизни в королевских апартаментах средневековой Англии!
Именно эту картину, имел ввиду поэт, когда писал строки сонета 99, совершенно «непонятного», как могло показаться на первый взгляд извечно суетящегося и опаздывающего исследователя.
В строках 1-4, повествующий бард использовал риторический вопрос, на котором построена структура всего сонета, в конечном счёте остальные строки связаны самим риторически вопросом заданным автором. С основного риторического вопроса начинается сюжетная линия, основанную на обобщающем аллегорическом образе одного из эпизодов придворной жизни.
Но читатель может легко различить, что в строках 1-2 бард обратился к придворной молодой фрейлине, которая как-бы «препровождает» или сопровождает в покои высочайшей особы: «Препровождающий фиалковый, поэтому упрекнул Я: сладкий вор, откуда ты украл твою сладость, что благоухала».
— Но к кому обратился поэт в первой строке сонета 99?
Итак, аллегорическим литературным символом «препровождающий фиалковый», повествующий обозначил юную фрейлину, по-видимому, одетую в платье с преобладанием оттенков фиалкового цвета или цвет её глаз. Содержание строки 2, явно отвлекает от определения пола «препровождающего», так как речь идёт о ком-то или чём-то мужского рода: «Сладкий вор, откуда ты украл твою сладость, что благоухала».
Этот приём является «отвлекающим» элементом «эзопова языка», где строки 3-4, дают конкретные намёки о ком идёт речь. В строках 3-4, повествующий бард, используя язык литературных символов говорит об украденной сладости его «любви пурпурной гордыни дыхания», которое могло принадлежать только одной персоне, это адресату последовательности «Прекрасная молодёжь юному Саутгемптону: «Если не от моей любви пурпурной гордыни дыхания (алкая), что на твоих нежных щеках в лица оттенках обитало (исчезая)?».
— Но как каким образом украденная сладость «пурпурная гордыни» дыхания стала обитать на «нежных щеках в лица оттенках» у «препровождающего фиалкового»?
Совершенно, верно, только с помощью поцелуев в щеку и губы, так как «препровождающий фиалковый» — это тайная любовница юного Саутгемптона, молодая особа, которая была любимой фрейлиной королевы. Для понимания хочу перевести фокус внимания читателя в раздел хронологии событий и фактов.
Кратка справка.
Генри Ризли, 3-й граф Саутгемптон в 1596 году подал прошение королеве о разрешении участвовать в экспедиции в Кадис, однако ему было в этом отказано. Но в следующем, 1597 году, заручившись поддержкой Государственного секретаря сэра Роберта Сесила (сына своего бывшего опекуна), добился разрешения на участие в экспедиции на Азорские острова. В 1598 году получил разрешение королевы в течение двух лет путешествовать по Европе и отправился в Париж вместе со свитой сэра Роберта Сесила, отправленного, как представителя посольства к Генриху IV во Францию.
Впрочем, вскоре стало известно, что любовница Саутгемптона, фрейлина королевы и кузина графа Эссекса Элизабет Вернон, ждёт от него ребёнка. Граф тайно вернулся в Лондон на четыре дня, где в полной тайне поспешно заключил брак, но в ближайшее время об этом стало известно самой королеве.
Известие о тайной венчании Саутгемптона с Элизабет Вернон дошло до королевы очень быстро, что привело её в ярость, королева не могла терпеть, когда придворные аристократы и её фрейлины вступали в брак без её согласия. И тогда Елизавета потребовала, чтобы Саутгемптон снова вернулся в Лондон, чтобы наказать его. Саутгемптон пытался противиться, но неудачно, и в ноябре 1598 года прибыл в Лондон, где он был отлучён от двора и на неопределённое время заключён в тюрьму Флит, его молодая жена также провела некоторое время в заточении.