Уинтер-Энд
Шрифт:
— Кости довольно грязные, однако какая-либо растительность на них отсутствует.
Я киваю:
— Тогда возможно, что из-под земли они показались совсем недавно. Спасибо.
— Да. Спасибо, доктор Ларсон, — произносит Дейл.
— Не за что. Если обнаружу что-то еще, позвоню вам снова.
Линия замирает. Дейл, заглянув в свою чашку, говорит:
— Я бы не отказался еще от одной чашки кофе. Тебе принести?
Я киваю, он выходит в комнату личного состава. И пару минут спустя возвращается с двумя полными чашками.
— Что ты думаешь
Я отвечаю не сразу, потому что перебираю в уме возможные сценарии.
— Зачем ломать человеку руки и ноги?
— Чтобы сделать больно. Если человек должен гангстеру большие деньги, ему простреливают коленные чашечки, примерно так.
— Или для того, чтобы превратить его в беспомощного калеку, и тогда ты сможешь поизмываться над ним, пытать его, и он не окажет тебе никакого сопротивления. Если бы убийца Гарнера хотел всего лишь его смерти, то перерезал бы ему горло и бросил бы труп в огонь во время пожара. Нет, он хотел приятно провести с ним время, а потом заколол его.
— Причины личного характера?
— Да, если, конечно, убийца не был просто-напросто психопатом, — отвечаю я, пожимая плечами. — Однако тщательный выбор места, в котором зарыли жертву, указывает, по-моему, на что-то личное. А пожар был просто прикрытием похищения Гарнера и…
Дейл перебивает меня:
— Это если у убийцы не было причин желать зла и прочему персоналу «Святого Валентина».
— Конечно, — соглашаюсь с ним я. — Стало быть, мы имеем дело с осторожным, методичным убийцей, который действует исходя из личных побуждений. Физически он достаточно силен для того, чтобы ломать своим жертвам руки и ноги и закалывать их.
Я глотаю кофе.
— Если Гарнера убил не Николас, нам следует искать человека с таким же, как у него, складом ума.
Дейл слабо улыбается:
— Сдается, я все-таки перетянул тебя на свою сторону. Ладно, а зачем было убийце выкапывать труп?
— Если это делал убийца, то бог его знает. Однако возможно, что его откапывал соучастник, выполняя указания убийцы.
Дейл пододвигает ко мне по столу листок бумаги:
— Я составил тут по памяти список друзей Гарнера.
Имен в этом списке немного. «Секретарь городского совета Джошуа Стерн, Иэн Рурк, доктор Валленс, Эрл Бейкер».
Я поднимаю взгляд на Дейла:
— Иэн Рурк? Какой смысл включать в этот список моего отца? Он уже три года как мертв.
— Я просто выписал имена, какие вспомнил. От Стерна тоже проку будет мало. Он погиб четыре года назад, дорожная авария. Я проверил.
— А Бейкер?
— Владелец строительной фирмы. Строил кое-что в наших местах. Занимался вместе с Гарнером пешим туризмом. Где он теперь, не знаю.
— Семья у Гарнера была?
— Здесь — нет, он не из местных, женат не был, — говорит Дейл. — Не помню, удалось ли нам после пожара найти его близких родственников. Однако, если они не жили в наших местах, то вряд ли могли знать кого-то, кто желал ему смерти.
— А
Дейл пожимает плечами:
— Понятия не имею. Думаю, после того как закрылся «Святой Валентин», куда-то уехали. Попробую отыскать их.
Я допиваю кофе.
— Ладно. А я пойду побеседую с Николасом. Попробую выяснить, известно ли ему что-нибудь о Гарнере и о пожаре.
— Здравствуйте, мистер Рурк, — говорит Николас, как только мы занимаем уже ставшие для нас привычными места в допросной. — Судя по вашему виду, от вчерашнего недомогания вы оправились. Хотя глаза у вас еще красноватые.
— Спасибо за участие. — Я раскуриваю «Мальборо». — Расскажите-ка мне еще раз о построенном на холме Райланда первом здании «Святого Валентина».
— Мне казалось, что история вас не интересует.
Сарказма в его голосе, ровном и размеренном, не чувствуется.
— Будем считать, что мой интерес к ней возрастает.
— Это была церковь, в которую при первой же проводившейся в ней службе ударила молния. Церковь сгорела дотла, в огне погибло двадцать человек.
Я наклоняюсь над столом:
— А теперь расскажите о втором «Святом Валентине».
— Что именно? — улыбается Николас.
— Он тоже сгорел, и в огне погибли люди.
— Из чего вы заключили, будто мне что-то известно об этом?
Я не свожу глаз с его лица.
— Вы же там были. И оставили вот это. — Я достаю из кармана медальон, кладу его на стол. — Что там произошло — и настолько важное для вас, что вы оставили нам эту метку?
Улыбка не покидает его лица, становясь, впрочем, немного более снисходительной.
— Как вы сами сказали, несколько лет назад там случился пожар. Вашего отца вызывали на его тушение, мистер Рурк?
— Если и так, то что?
— Значит, он там был. — Улыбка становится более широкой, Николас словно бы наслаждается шуткой, которой я не понял. — Он ничего не рассказывал о трудностях, с которыми пожарные столкнулись, когда выводили людей из горящего здания? Может быть, по причине этих затруднений люди и погибли?
— Я о таких затруднениях не слышал.
— Должно быть, вы не тех людей слушали. — Николас откидывается на спинку стула, словно стараясь поудобнее устроиться. — Что вы увидели в «Святом Валентине», мистер Рурк?
— Здание, коридоры. Много плесени. Груды обгорелого мусора.
— А запертые двери видели? — Быстрый, прямой вопрос.
— Да.
— И что они вам напомнили?
— Тюремные камеры. Вы хотите сказать…
— Как вы полагаете, мистер Рурк, если бы загорелась тюрьма, легко было бы вывести из нее людей? Особенно в том случае, когда ключи от камер имелись лишь у нескольких человек?
— Вам наверняка известно, Ник, что никто из детей «Святого Валентина» в огне не погиб. Какой смысл в этом разговоре?