Укоренённые
Шрифт:
Лежать и терпеть терзания памяти было невыносимо, да и свет глины мог привлечь внимание. Наиль сделал то, на что никогда не отважился бы в своём обычном состоянии. Он пошёл за стену из тумана. Туда, куда по приказу царя Иохии косари выбросили тело Чармиан.
Вот и туман, вьётся седыми прядями от земли и до небес. Без страха Наиль ступил во влажно блестящий полусвет.
«Я не такой, как все, – думал Наиль, блуждая в тумане, – вопрос в том, лучше я или хуже остальных. За свою жизнь я не сделал ничего дурного. Я жил по правилам. Я сопереживал попавшим в беду.
На скулах Наиля заходили желваки. Он понял, что Чармиан, женщину, которую он по-настоящему полюбил – впервые в жизни – у него отобрали не просто так. Чтобы сделать ему больно, ещё больше втоптать его, истинного царя, в грязь.
В Наиле забурлила ненависть, высвобождая силу. Он ускорил шаг и… вышел туда, откуда пришёл. Наиль увидел знакомые места, свой дом, утихающее свечение глины.
Это знак? Судьба привела его обратно, судьба хочет уберечь его от ошибок, от неведомых опасностей. Вернуться домой – и всё будет хорошо, главное повиноваться Башне, бояться косарей, и всё будет…
Наиль усилием воли отогнал от себя эти мысли. Сжал кулаки. Бояться косарей! Да ни за что в жизни! В самом деле, какая от них польза? Они жируют, пока другие работают, они убивают своих кормильцев.
У Наиля возникла ассоциация с пожирающими плоды гусеницами.
Да, гусеницы – вот кто эти косари.
«Чья воля породила косарей? Не сами же по себе они возникли. Они существуют, потому что так хочет Иохия. Раз Иохии нужна столь мощная и свирепая стража, он сам боится. Кого? Народа, конечно. Нас, полулюдей-полурастений».
Наиль повернул обратно с твёрдым намерением отыскать тело Чармиан. В этот раз, идя через туман, он ни о чём не думал.
Неизвестно, сколько ему пришлось бродить в седой дымке – когда Наиль подошёл к границе стены из тумана, было уже утро.
Мир по ту сторону стены надвигался с неотвратимостью укоренения, оглушал цветами и запахами. На Наиля надвигалась стена зелени; мясистые растения были настолько сочными, что казались чёрными. Небо, необыкновенно синее, ясное, зоркое, слепило не хуже белоснежных одеяний Иохии. Ну не может быть в мире настолько ярких и насыщенных цветов!
Стоя на коленях, Наиль понял, что в этом мире возможно всё. Над парнем пролетело насекомое размеров с десятилетнего ребёнка. Из стены растений кокетливо высунулся цветок невиданной красоты, схватил насекомое хрупкими на вид усиками и вместе с ним скрылся в листве. Послышались неприятные звуки, похожие на протяжное чавканье. Цветок переваривал насекомое.
Наиль с трудом встал. Ноги дрожали. Воздух – вот что чуть не лишило его сознания. Здесь, по ту сторону тумана, был совершенно иной воздух.
Растения были намного выше Башни, некоторые из них терялись в небесах. Сплошная стена растений начиналась приблизительно в ста метрах от стены из тумана. Эти сто метров прочно оккупировал папоротник. Он стелился по земле и имел лёгкий красный оттенок, будто внутри него текла алая кровь.
Зелень была слишком ярко-агрессивной. Нелегко принять, что в мире есть не только страна Лиан с её приятным глазу пейзажем в пастельных тонах, но и это зелёное безумие, прелестный плотоядный цветок.
Посреди плантаций папоротника росли мелкие нежные цветы, белые в сиреневую полоску. Наиль растрогался. Уж они-то не могут быть плотоядными.
Папоротник упруго пружинил под ногами, кололся, норовил опрокинуть, будто и он был живым, хотел отведать плоти получеловека-полурастения.
«Как глупо, – подумал Наиль, – вот они, настоящие растения. Но кто же тогда мы?».
Наиль подошёл к цветам и обнаружил, что они облепили скелеты. Эти милые цветочки сожрали трупы.
Судя по величине скелетов, они принадлежали двум убитым мужчиной косарям. Но где сам мужчина, его мать и сын? И самое главное – где тело Чармиан?
Как только Наиль подумал о Чармиан, интуиция подсказала ему развернуться и пойти в другую сторону. Наиль шёл, оглядываясь на скелеты косарей. Выходит, тот мужчина не лгал. Он смог убить косарей.
Наиль не сразу заметил халат Чармиан; халат лежал на папоротнике, как на перине, такой тусклый, старенький, жалкий на фоне жизнерадостного папоротника. Тела Чармиан нигде не было. Не осталось даже костей.
Наиль упал на колени и прижал халат к лицу. Он уже пропитался едким ароматом папоротника, но всё ещё пах Чармиан, сохранял в себе её неуловимо-тонкий запах.
Только сейчас Наиль в полной мере осознал, что Чармиан больше нет. Её смерть вырвала сердце из его груди. Всю оставшуюся жизнь Наилю предстоит жить с этой болью. Острая, как стилет, она не забудется со временем. Есть сила, против которой бессильны любые ложные воспоминания. Даже если в повседневных хлопотах Наиль забудет о Чармиан, боль от её утраты напомнит о себе кинжалом ночного вора. Вынырнет из подсознания в самый неожиданный момент.
От острого чувства потери Наиль готов был закричать. Зелень уже не казалось такой сочной и яркой, небо – таким чистым. И зелень, и небо, и мир были с червоточиной. Всё поблекло, опростилось, стало скучным и ненужным.
Он никогда не увидит, как волшебно блестят её глаза, не поцелует, как что-то заветное, её тёплые губы. Её косы не заскользят по его телу. Наиль не увидит Чармиан спящую. Не увидит, как восходит солнце, и тени от ресниц Чармиан стрелами ложатся на её румяные щёки. Не увидит, как она раскинется в золотистой наготе на ложе любви, томная, скромно укрытая атласом иссиня-чёрного покрова волос.
Придя с работы, он не увидит на пороге дома след её миниатюрной, продолговатой, длиннопалой ножки.