Укради мое сердце
Шрифт:
Первые слёзы скатываются по щекам, и из груди вырывается всхлип. Я обхватываю себя руками, дрожу от холода, которого до этого не чувствовала, и задыхаюсь от внезапно нахлынувшего одиночества. Пытаюсь выровнять дыхание, успокаиваю себя, вновь и вновь прокручиваю в голове произошедшее, пытаясь понять, где стоило вести себя по-другому. И понимаю, что отдаться Роме сейчас не могу. Я не готова поступиться своими принципами и полностью довериться ему. Это слишком тяжело для меня.
Неожиданно дверь со скрипом открывается, и комнату освещает полоска света из коридора, а через мгновенье перед глазами вновь тьма. Я почти не дышу, быстро вытираю ладонями слезы и замираю в ожидании. Неужели вернулся?
— Один санузел на этаж — самое худшее, что можно было придумать. И как ты здесь живешь? Никакой приватности, — бубнит он раздраженно, останавливаясь возле окна.
Наблюдаю за силуэтом парня в темноте, он сбрасывает на пол футболку и снимает джинсы.
— Пустишь погреться? В этот раз обещаю без приставаний, — спрашивает миролюбиво и, не дожидаясь ответа, залазит ко мне под одеяло.
— Мне нужно одеться, — сдавленно произношу, пытаясь в интонациях скрыть тот факт, что я только что плакала.
— Посветить тебе телефоном?
— Нет, — поспешно выкрикиваю, боясь, что он увидит меня обнаженной. Перегибаюсь через парня и пытаюсь на ощупь найти на полу свою майку и трусики. Получается не с первого раза.
— Ник, давай поговорим, — серьезным голосом говорит Рома, когда я осторожно устраиваюсь у него на груди, боясь произнести лишнее слово.
— О чем?
— О нас. Вернее, о тебе. Я понимаю, что у каждого есть свои секреты, но я ни черта о тебе не знаю. И это меня убивает. Ты словно девушка-загадка, и мне остаётся лишь догадываться, что и как. Пожалуйста, доверься мне, я никогда не сделаю тебе больно. Обещаю.
— Не обещай того, в чем не можешь быть уверен.
— Я точно уверен, что никогда не использую против тебя ничего из того, что знаю.
— Ты обещал всем рассказать о стрип-клубе, — фыркаю я, вспоминая встречу в библиотеке.
— Это был фарс, должен же я был намекнуть, что у меня в рукаве есть козыри. Но на самом деле я бы никому ничего не сказал. Все, что происходило между тобой и мной, всегда оставалось между нами двоими. Так было со школы. Ты ни разу не сдала меня учителям за проделки, как и я тебя.
Я молчу какое-то время, раздумывая о его словах. Сложно рассказать человеку, который тебе небезразличен, то, о чем никто не знает. Открыть свою подноготную и грязь, в которой находилась много лет. Я закрываю глаза, вспоминая каждую мелочь своей прошлой жизни. И той, где я была папиной принцессой, и той, где я подметала в шесть дворы в тёплых валенках и поношенной курточке.
И когда первые слова срываются из моих уст, я не могу остановиться. Говорю и говорю, вываливая на Рому всю свою боль и обиду, рассказываю и о том, как голодала, и о том, как прятала от мамы одежду и обувь, чтобы она не продала их в комиссионку, а на вырученные деньги не купила очередную бутылку алкоголя. О том, как водила за нос учителей и одноклассников, изображая девочку из богатой семьи, отец которой погиб, а мать постоянно была в разъездах.
Рассказываю о том, где работала и почему ушла из школы. Оказывается, это совсем не сложно — довериться. И так легко становится после того, когда не нужно больше ничего скрывать.
— Я всегда завидовала тебе, потому что, несмотря на то, что ты лишился родителей, тебя было кому любить и заботиться. У тебя прекрасная семья, Рома. К сожалению, многие вещи мы начинаем ценить лишь после того, как лишаемся их. — Я уже не скрываю слезы. В открытую плачу, некрасиво всхлипывая и чувствуя, как боль медленно отступает от моего сердца. Впервые осознаю тот факт, что я сирота. В этом мире нет никого, к кому я могла бы обратиться за помощью. Кто любил бы меня просто так, и на кого я была бы похожа.
С замиранием сердца жду реакцию Соловьева и боюсь, что он посмеется надо мной или вообще не захочет больше общаться. Я — простая оборванка, а он мальчик из благополучной семьи со светлым будущим, нужно смотреть правде в глаза.
Рома молчит, но я чувствую, как сильно бьется его сердце в груди. Он сжимает меня в своих объятиях, словно боится, что я могу исчезнуть.
— Только не надо жалости, пожалуйста, — говорю охрипшим голосом, потому что этого точно не выдержу. — Все давно в прошлом, и я больше не хочу вспоминать об этом.
— Я и не собирался, — наконец-то подает голос Соловьев. — Ты у меня, оказывается, еще тот боец. И актриса. Смогла обвести вокруг пальца всю школу. Но, может, стоило рассказать об этом кому-то из учителей?
— А смысл? — фыркаю, доставая из-под подушки телефон, чтобы отвлечься на что-то. — Мать лишили бы опеки, а меня отправили в детский дом.
— Теперь у тебя есть я. Пообещай, что, если у тебя будут неприятности, ты об этом скажешь, — после небольшой паузы шепчет мне на ухо Рома и легко прикасается губами к виску.
Я молчу. Сглатываю подступивший к горлу ком и размазываю пальцами по лицу дорожки слез. Вспоминать прошлое оказалось не так уж и приятно. Но тот факт, что парень все ещё здесь, успокаивающе гладит меня по волосам и согревает своим теплым телом, не может не радовать.
— Я привыкла полагаться только на себя, Рома…
— Пора изменить что-то в своей жизни, — твердым голосом говорит он, перебивая меня. — Нужно перекрыть плохие воспоминания хорошими, и я обещаю, что помогу тебе с этим. — Он находит в темноте мои губы и легко касается их.
В этот раз наш поцелуй со вкусом горечи и соли. Он не спешит, медленно терзает мою нижнюю губу, поглаживает мою талию, но не переходит грани дозволенного. Все его действия выглядят исключительно целомудренно.
— Я буду ждать столько, сколько понадобиться, только пообещай, что не будешь мне мстить и долго мучить. Я не выдержу, — усмехается он, отрываясь от моих губ.
— Я подумаю. — Я обвиваю руками шею Ромы и притягиваю его ближе к себе. Несколько минут мы не можем разорвать поцелуй, Соловьев действует осторожно, словно я фарфоровая кукла. А потом резко отстраняется от меня, пытаясь восстановить свое сбившееся дыхание.