Укради у мертвого смерть
Шрифт:
— Такая запчасть пригодится?
И разогнал коляску вдоль пустынной улицы, на перекрестке перевел ее, накренив, на два колеса, оглянулся, блеснул красными от бетеля зубами, исчез в проулке.
Дверь подалась нелегко. Подопревшие доски не держали ни гвоздей, ни шурупов. Выставив филенку, Палавек втолкнул внутрь Типпарат. Треснул шелк, зацепившийся в проломе. Потом вдвинул чемодан, пролез сам и аккуратно принаживил доски на место.
В затхлом помещении, затянутом паутиной, засыпанном пылью и засохшими насекомыми, сквозь жалюзи и решетки едва пробивался свет. Квартирка состояла из комнаты с выгородкой для кухни
Палавек сдвинул одну раму — скрежет и пыль — к двери, перегородил вход.
— Отдыхайте, — сказал он. — Сегодняшний день свободный. Вы гостите у подруги.
Она улыбнулась, знакомо кривя рот.
Растянувшись на веревочной сетке, провисшей почти до полу, смежив веки, он вдруг сообразил, что Типпарат улыбнулась не плоской шутке. Ему?
— Госпожа Типпарат, — сказал Палавек, прокашливая хрипотцу,—я хочу попросить... Вы позвоните завтра Майклу Цзо и назначите свидание... Придумайте повод. Есть тут приличное место поблизости? Может, «Приют гуляк»?
Он сел. В комнате ее не было. Цветастый кусок материи, видимо, из ее профессиональных запасов, свисал с потолка двери в чулан. Оттуда доносился шум передвигаемого бака.
— Помочь?
Она вышла из-за занавески. В стеганой шелковой куртке, длинной тяжелой юбке. Волосы забраны в пучок. Бросила платье и жакет в свой голубой чемодан.
— Что вы сказали, господин Палавек?
Он повторил.
— Есть местечко, — ответила она, — где частенько видят воротил типа Цзо. «Джимкхан клуб»... Там. Я назначу в восемь ему.
— Если все сойдет, в тот момент, когда Майкл Цзо выйдет на контакт, вы — свободны, бегите от того места, отправляйтесь в гостиницу «Вианг Инн». В машину к Цзо сяду один я...
Типпарат достала из сумки книжку в пестрой обложке.
— Я в гостях у подруги. Хотите почитаю вслух?
– Что?
— «Человек с золотым пистолетом», шпионаж и в таком духе...
Не следовало, конечно, задавать ей этот вопрос. Какое ей дело до забот Палавека? И какое дело Палавеку до того, что она думает и как оценивает его поступки? Но Палавек уже спросил:
— Почему вы не интересуетесь, что произойдет дальше?
Она закрыла книжку, оставив палец между страницами.
Движением головы и левой руки хотела отбросить по привычке волосы, про которые забыла, что они затянуты в пучок. Спохватилась.
— Если вас действительно это интересует, — сказала она. — Мне не хотелось бы расставаться с верой в то, что вы не такой человек, роль которого играете. Мне кажется, вы достойный человек. Вы мне именно таким показались на ночном рынке Пратунам. Я сожалела тогда, что наше знакомство прервалось, едва начавшись.
— Что значит — достойный человек?
— Значит, не делать зла ради зла.
— Ради добра — можно?
— Как я, женщина, могу ответить «да» на такой общий вопрос, если видела вас уже с нацеленным оружием и готовым стрелять? Одобрить убийство?
— У меня свой путь.
— Я не собираюсь заставлять вас сворачивать... Я верю, что ваши пути с этим человеком... Цзо только пересеклись. Я верю, что вы преследуете его не ради того, чтобы вырвать его теплое местечко в банде. Я верш, что вы боретесь ради добра! Но вы ведь один, как я вижу... Настолько один, что способны убить и невиновного. Не в том суть, что невиновной могла оказаться именно я. А в том, что другие люди за ничтожным исключением перестали для вас существовать как люди. Вы присвоили право решать за всех... Вы преследуете зло. Это — легко. Это — ясно. Это — нетрудно. Рискованно, и только. Но что для настоящего мужчины в этой стране риск? Повседневность... Попробуйте-ка сделать для людей добро! Это —- смело... Я не в состоянии привнести в этот мир доброту и порядок... Но неужели, хотя бы в мечтах, мир не становится лучше, чем есть?
— Лучше, чем есть? — сказал Палавек. — В мечтах? Это чрезмерная роскошь, госпожа Типпарат, мечты. За них расплачиваются, бывает, судьбой.
«Парабеллума, — подумал Палавек, — достаточно, чтобы ее убить. Заставить совершить что-то против воли — нет».
— Возможно, судьбой... Так случилось, что средства на хорошую школу мне достались из воздуха. Фирма «Ямага» объявила конкурс на лучшую рекламу своих мотоциклов. Я написала на листке почтовой бумаги первую пришедшую в голову фразу — «После изобретения колеса — новое только моторы «Ямага»... Представитель фирмы в Бангкоке вручал мне чек в холле гостиницы «Ориентэл»... Поступило несколько приглашений работать для рекламных роликов на телевидении. Мечта, ставшая явью для четырнадцатилетней девочки из семьи закройщика в пошивочной мастерской на окраине...
— И после этого вы решили заняться... этим... моделированием?
Она рассмеялась легко.
— Что вы! Училась танцам, пению, выступала в баре «Созвездия»... Как одевались девушки, которые приходили на работу! Безвкусица, перенятая у фарангов и ставшая словно униформой у солдат... Принялась моделировать, продала несколько фасонов. Но после первоначального успеха как-то застопорилось. Приглашения известных ателье грозили кабалой, работой на чужие имена. Своих средств на мастерскую — нет... Обычная история
— Вам... вам..., — искал слова Палавек, — сколько лет, госпожа Типпарат? Вы замужем?
— Двадцать семь. Не замужем... Был друг, мы расстались. Для моей профессии необходимо, чтобы муж никогда не ревновал.
— Не понимаю.
— За богатыми дамами к модной портнихе заезжают богатые мужчины. Пока ждут, всякое бродит в голове... Предложения, которые я получаю, почти не отличаются от тех, которые делаются певицам в зале «Созвездий». Майкл Цзо совсем не оригинален.
Еще до рассвета его разбудил голод. «Чем ее кормить?» — подумал Палавек, пытаясь расслышать в темноте дыхание девушки. И в этот момент за окном возник, нарастая, грохот тяжелых моторов. Всполохи фар полоснули по потолку и ставням. Барак дрогнул.
Снаружи орали, надрываясь, сержанты, ссаживая солдат с грузовиков. Палавек разобрал из команд: в пустовавшем квартале размещается транспортная рота, вошедшая в город. Неслись выкрикиваемые номера отделений и взводов.
Типпарат стояла рядом с Палавеком у двери, готовая к выходу. Куда теперь?
Старый товарищ по батальону «желтых тигров», с которым Палавек столкнулся еще во времена работы вышибалой в Бангкоке случайно, сказал, что уходит послушником в чиенгмайский монастырь Ват Дой Сутхеп. В монастыре нашедшего приют полиция не тронет — неписаное правило неприкосновенности спасшегося в обители...