Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

Капрал, задевший в суматохе плечом Палавека, тащил охапку бамбуковых жердей с привязанными оранжевыми указателями, на которых чернела одна и та надпись — «На дезинтоксикационный пост». Офицеры раздавали дублика­ты ключей к дверям бараков, у которых кучками, свалив рюкзаки, каски и оружие на асфальт, грудились невыспав­шиеся солдаты.

Конец улицы, опутанной мотками колючей проволоки, перегораживал желто-зеленый шлагбаум, под которым Палавеку, тащившему чемодан, и Типпарат пришлось при­гнуться. Синеватый «датсун» с желтым кругом такси на борту вихлялся по улице, объезжая кое-как расставленные грузо­вики и бронетранспортеры.

— К пагоде Ват Дой Сутхеп, — сказал Палавек водителю.

Гусеничные

громадины со спаренными пулеметами над

кабиной разъезжали, кроша кромки тротуара и осыпая сточ­ные канавы. Свороченный железобетонный столб висел на продавленных проводах. Таксист ловко провел под ними машину.

Лейтенант Рикки Пхромчана молчал, опустив глаза, буд­то не расслышал ответа майора. Чудоч Уттамо переживал за авторитет начальника. Что они себе позволяют здесь, даже в чине майора, в провинции? Преступник бродит по городу вторые сутки, а они не только ничего не знают о нем, но и не чувствуют никакой ответственности за халатность по служ­бе. Сержант увидел, как неторопливо потянулась рука Рикки к брючному карману. Чтобы достать коробку с бетелем, лей­тенанту пришлось перенести тяжесть тела на левую ляжку. Натянувшаяся штанина готова была лопнуть. На локте пу­ловер явно нуждался в починке.

Взвизгнул и вспыхнул проблесками тревожный сигнал на селекторе связи. Комиссар и Рикки смотрели друг другу в глаза. Взаимопонимания и сотрудничества не налажива­лось.

— Господин майор, здесь старший группы слежения за иностранцем в пагоде Ват Дой Сутхеп, — прозвучал голос дежурного. — Он на связи...

— Зачем ко мне?

— Они зацепили бандита, прибывшего на автобусе. Там, в пагоде.

— Соединяй!

Старший слежения доложил не торопясь, что в ходе на­блюдения за иностранцем, который, побродив по монасты­рю, двенадцать минут беседовал с настоятелем, группа нео­жиданно натолкнулась на преступника, разыскиваемого по делу об ограблении ювелирной лавки в Бангкоке. Бандит прикатил на такси с чемоданом в сопровождении молодой женщины. Водитель сказал, что его наняли до пагоды близ бараков Кавила. В дороге пассажиры не разговаривали. У здания медицинского института дамочка звонила из теле­фона-автомата. Прикрываясь женщиной и иностранцем, ко­торым он угрожает пистолетом, бандит отступил к мондопу, помещению монастырской библиотеки, и заблокировался там с заложниками. Мондоп окружен, в нем одна дверь. Че­модан захвачен, к нему не притрагивались.

— Ну, я поехал, — сказал Рикки Пхромчана. — Брать его нам...

Не спрашивая разрешения майора, надавил клавишу от­вета на аппарате связи.

— Говорит лейтенант Рикки Пхромчана из центрального управления в Бангкоке. Вот что, держи его взаперти, друг, и не трогай до моего прибытия. С боеприпасами у этого зна­тока древних текстов дело обстоит даже очень неплохо.

— Майкл? — сказал майор, ткнув в кнопку памяти теле­фонных номеров, когда гости из центра выкатились из каби­нета. — Бандит обложен. Существовать ему час, самое боль­шее.

Глава пятая. «РОГОЖНОЕ ЗНАМЯ»

1

Осенью, в начале октября, на Свердловском плесе Ивань­ковского водохранилища становилось теплее, чем на суше. Голые острова пластались по серой воде. Зыбь раскачивала листву, сорванную с деревьев и кустарника. Оловянные ку­пола церкви на южном берегу высовывались над ржавыми липами, донашивавшими траченый летний наряд. Тугой ветер со стороны Твери отбеливал небо. Запах прели, сырой земли и жженой ботвы слышался далеко по протокам.

Моторка в такие дни ходила словно по маслу, и однажды Бэзил, удивленный до крайности просьбой, перевез местной учительнице с одного берега на другой телку, а между бере­гами лежали полтора километра. В осевшую лодку черно-белая, пахнувшая лесом, теплая телка вошла покорно, на ходу стояла смирно, с морды тянулась слюна. Муж учительницы покуривал, поглядывая выцветшими глазами на привыч­ную красоту, простор и величие природы. Сунул без разгово­ров, казавшимися ему лишними, бутылку водки Бэзилу и потянул скотину по косогору к церкви, в деревню, мимо рубленого магазина.

Так он отдыхал последний раз. А с чего вспомнилось, не знал и сам. Может, блаженное состояние покоя накатило в деревянной гостинице, в номере со скрипучими полами и балконом над речкой? Она плавно заворачивалась у перека­та, поверх которого, будто паруса, прогибались трехъярус­ные крыши пагоды.

А может, потому, что предстояло провести два-три часа в Ват Дой Сутхеп, за городом, среди строений и в общении с людьми, традиции которых были, наверное, последней на земле живой, не музейной и восстановленной, связью с древ­ним прошлым. С живущим прошлым. Он любил прогулки в королевских парках и храмах-усыпальницах вьетнамского Хюэ над рекой Ароматной, на пустынных дворах пагод в лаосском Луангпрабанге, среди красных колонн крытых че­репицей дворцов и павильонов Запретного города в Пекине...

Когда-то, очень давно, ему представлялось, что стать биг- кху — буддистским монахом, быть им всегда и везде, месяц, год, десять лет, в непрерывной, словно танковая гусеница, череде ритуалов схоже с добровольным заточением в тюрь­ме. А узнав их жизнь, разобрался, что эти люди — не затвор­ники и выражают себя внешне как буддисты в определенной обстановке, не больше, что и среди них много сильных и целеустремленных, что и для заточения в пагоде нужно ро­диться человеком действия. Последняя живая связь с древ­ним миром... Может быть, поэтому большинство настояте­лей буддистских ватов и отшельников оказываются непоколебимо патриотичными и полны энергии в сопро­тивлении несправедливостям и утверждении добра? Стар­ший бонза Ват Дой Сутхеп был из таких...

Однако следовало принять меры предосторожности. На­кануне вечером Ват Ченгпрадит занес в гостиницу номер газеты «Дао мыанг» с переводом статьи «Встречайте русско­го!». Автор ее сообщал, что одним из Преимуществ москви­чей перед жителями других городов стран мира является возможность получать информацию о Юго-Восточной Азии от журналиста Бэзила Шемякина. Этот парень, говорилось в публикации, является своего рода Джоном Бэрчем. Ему все чудится, что кто-то проникает, вмешивается и влияет по­всюду. В некоторых азиатских странах, в том числе и той, в которую ему разрешают приезжать время от времени, для него мало привлекательного. Он пишет одобрительно лишь в следующих случаях — когда в этой стране поддерживают забастовщиков, безработных, когда высказываются в пользу старых обрядов и тупого национализма, торговли с беднею­щей Россией или ворчат по поводу слишком большой свобо­ды иностранных предпринимателей и больших денег. Осо­бенно любит Шемякин порассуждать о студенческих беспорядках. Пробовал он перо и на такой набившей оскоми­ну теме, как пиратство в Южных морях, в особенности в Малаккском проливе.

Автор статьи в «Дао мыанг» сообщал читателям, что он с особенным нетерпением поджидает статей русского колле­ги, хотя бы из-за нечастого их появления. Тут хочется спро­сить: как газета, пусть даже существующая на средства госу­дарства, может позволять себе держать такого разборчивого и ленивого корреспондента? Шемякин появился в этих кра­ях в шестидесятые годы и, после того, как пооколачивался в окопах в Камбодже, Вьетнаме и Лаосе, претендует на то, чтобы его продукция стало зеркалом нашей жизни для всех русских.