Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

Стоя на узких, слизистых от росы и тумана ступенях каменной лестницы, ссутулившись над пиалами, Рикки и Чудоч хлебали лапшевник, принесенный посыльным из ре­сторанчика у подножия горы.

Расселины затягивала темнота. Над ними курился туман, заволакивая лестницу и агентов оцепления. Кто-то из репор­теров блеснул там вспышкой.

Появился старший группы слежения. Сглотнул слюну, унюхав аромат специй. Его люди сидели в засаде с полудня напротив мондопа. Без них, один, он есть отказался.

Рикки

и Чудоч переглянулись. Сержант протянул стар­шему пачку сигарет.

— Спасибо, — сказал тот. Зажигалка у него оказалась са­мая дешевая, закопченная у фитиля и жирная от просачива­ющегося бензина.

Поднялся полицейский из нижнего оцепления. Он де­ржал за локоть тщедушного человечка в очках.

— Господин лейтенант, тип утверждает, что кое-что знает по делу.

— Имя? — спросил Рикки зло. Он и в армии злился перед боем. Потому что, в сущности, ничего глупее вооруженной драки на свете нет.

— Журналист из Бангкока. Ват Ченгпрадит... Мне изве­стен иностранный заложник. Русский журналист. Зовут Бэ­зил Шемякин. Мой друг. Потому прошу, господин началь­ник, сказать мне, что там происходит. Русский живой?

— Друг, значит, — сказал Рикки.

— Ваш политический друг, вы хотите сказать? — спросил старший группы слежения.

— Наше традиционное гостеприимство...

— Вышвырните его отсюда, — сказал Рикки полицейско­му, не глядя на очкастого. — И никого больше не таскайте из-за оцепления. Когда понадобятся, позовем...

Радио, висевшее на груди старшего группы слежения, зазуммерило.

— Слушаю, комиссар, — сказал он.

— Где лейтенант из центра?

Можно было подумать, что голос раздается из тумана, поднимавшегося выше и загустевавшего почти у ног.

— Здесь, слушаю, — ответил Рикки, отводя пиалу в сторо­ну и наклоняясь к микрофону.

Теперь с ним разговаривал пар над супом.

— Обстановка? Ждете сумерек?

— Нормально. Скоро начнем. Минут через семь.

— Ладно. Я побуду в конторе. Удачи...

Чудоч проглотил свою порцию. Рикки не торопился. По­ставил пустую пиалу на ступеньку, вложил в нее, звякнув, ложку. Вытащил из кобуры солдатский «коль-45» и запихнул за брючный ремень.

— Тебе приходилось убивать преступников, Чудоч? — спросил Рикки. Он готовил порцию бетеля.

— Вам известно, начальник. Стрелять, захватывать... Убивать — нет.

— Попробуешь теперь?

— Это — приказ?

— Нет, Чудоч... Не приведи Будда получать такие прика­зы.

Они поднялись на подворье монастыря. Начали движе­ние к мондопу, очертания которого угадывались в фиолето­вых сумерках. Небо мерцало первыми звездами.

В черном прямоугольнике двери мондопа чуть светлела бесформенная масса фаранга-заложника. И сразу оба заме­тили силуэт человека, сторожко перешагнувшего через бедо­лагу. Заминка и прыжок вперед, к ограде ступы, снова замин­ка, легкое движение вперед...

Рикки Пхромчана, осев до пяток, нанизал человека на ту невидимую, но почти физически ощутимую прямую, кото­рая соединяет капсюль патрона, ствол кольта и цель. Задер­жав дыхание, не затягивая его и не передерживая рук, прове­рил свое ощущение.

Лейтенант не попал потому, что преступник, запутав­шись в брюках, которые, видно, обо что-то зацепил, спотк­нулся и упал одновременно с выстрелом. Чудоч, рассчиты­вая, что при неудаче начальника беглец рванется вперед, машинально сделал несколько выстрелов с упреждением.

Ясно, бандит не собирался сдаваться.

Привстав, опираясь руками о землю, он, однако, оставал­ся без движения.

Рикки понял, что не попадет, еще спуская курок. Стараясь опередить агентов, вырвавшихся из-за ограды ступы, бро­сился вперед. Прикончить, прикончить до того, как возьмут живым!

Усердный Чудоч броском, обогнав всех, с налета обру­шился корпусом, сокрушил преступника о каменные плиты двора. Крупнокалиберное ружье сержанта, вертясь, скользи­ло и ударилось об основание ограды, отрикошетило, ткну­лось в ноги агента из группы слежения. Агент, запутавшись ногами в неожиданном препятствии, рухнул лицом вперед. И тут же включил мощный фонарь. Преступник лежал ли­цом вниз. Чудоч с хрустом зажимал наручники на тонких запястьях, с силой выдернутых поверх спины.

Теперь светили несколько фонарей. Светил своим и лей­тенант Пхромчана. На лицо женщины. Мужская гуаябера разодрана на бедре и груди. Правая нога в слишком простор­ных брюках неестественно подвернута дважды.

Сержант Чудоч, задыхаясь, хватал широко открытым ртом воздух. Один из агентов, нервно посмеиваясь, беспри­чинно, как случается, едва минет риск, поднял ружье и сунул ему в руку. Никто, кроме лейтенанта и сержанта, не знал, в кого они старались попасть.

— Баба, — сказал старший группы слежения.

— Отвлекала...

— Всем к мондопу! — крикнул зло Рикки.

— Птичка упорхнула, лейтенант, — сказал старший груп­пы, когда они остались одни. — Не стоит и проверять...

Что-то произошло непредвиденное с этим мандарином от криминалистики из центра, он чувствовал. Будучи старой лисицей, решил: свое дело сделал, в чужое не суюсь. Он выдернул шнур питания радиопередатчика, висевшего на груди. Будем считать, что контакт нарушился в суматохе, случайно. Когда его попросит этот лейтенант, он восстановит связь с комиссаром.

Рикки Пхромчана опустился на колени. Перевернул на спину Типпарат. Он не мог проверить пульс. Скованные руки оказались теперь за спиной. Он приложился губами к сонной артерии на шее.