Укради у мертвого смерть
Шрифт:
— Господин лейтенант, могу поздравить с успехом?
Вся полиция отмечала в этот вечер неизвестный Рикки
праздник. В трубке слышались жужжание возбужденных голосов, приглушенная музыка.
— Успех достигнут. Точка поставлена. Бандит, прикативший из Бангкока, мертв... Расшибся, вывалившись с восьмого этажа «Чианг Инн». Понимаете сами, господин майор, мертвого допрашивать сложновато. Так что мне остается только уехать, что я и сделаю, как только прибудут ваши люди. В конечном счете, вся заслуга — их. Верно?
— Я распоряжусь.
И отсоединился.
Лестницей
На втором этаже явственно донеслись шаркающие шаги. Выстаивая на площадках и прислушиваясь, кто спускался навстречу, Рикки выждал, пока пролет отстучал под ногами привидения до конца. Выступил вперед. Тремя ступенями выше стоял широкоплечий человек в светлом смокинге. На левой поле — следы крови и две пулевые дырки. Рука с оружием в правом кармане оттопыривала правую. Брюки наползали на лакированные ботинки. Втянутые щеки, набрякшие веки, засаленные пряди, свисающие на лоб, сухие припекшиеся губы.
В повадке, с какой встречный изготовился, что-то выдавало солдата. Солдата с войны. Рикки-ветеран почувствовал эту сноровку.
Прошло долгое-долгое время, возможно, минута, прежде чем Рикки полицейский, опустив глаза, слева, вдоль проржавевших перил, обошел сжавшегося пружиной, готового выстрелить встречного. Теперь он находился в тылу беглеца, перед которым была, по крайней мере на данный момент, — свобода.
— Прошу вас, очень прошу: скажите, как барышня Типпарат? — спросил Палавек. Наверное, этот полицейский и стрелял в нее в Ват Дой Сутхеп.
Не оборачиваясь, Рикки сказал:
— В военном госпитале. Я позаботился... исправить последствия ваших и ее... безрассудных опрометчивых поступков. Молю Будду, чтобы они не оказались квалифицированными как преступные... Она просила за вас... Только поэтому—уходите! Этажом ниже есть вентиляционное окно. Я вас не видел... Пусть у вас будет единственный шанс...
Не выстрелит он в спину человеку в угоду Цзо. Человеку, который не стал стрелять ни в лицо, ни в спину ему, Рикки.
Парень не промах: выбросил с восьмого этажа труп в своей одежде и противогазе.
Прислушиваясь к затихающему шарканью штиблет, наверное, на два номера больше нужного, как и костюм, потом к легкому звону разбитого стекла, лейтенант полиции Рикки Пхромчана почувствовал, что почти возрадовался происшедшему. Выждав пару минут, он повернул вниз.
Едва вошел в холл, у входа в гостиницу захлопали дверцы автомобилей. Рассыпаясь по вестибюлю, вбежали агенты. Красивая операция, столько блеску и ловкости! Комиссар, вывалившийся из «мерседеса», придерживая фуражку одной рукой, другой — кобуру, динамично, словно перед телекамерами, вошел следом. Наверняка поблизости должны появиться репортеры. Спросил:
— Были наверху, лейтенант?
— Взглянул на лестницу. Восемь этажей... В моем возрасте. А мой интерес — снаружи, на асфальте...
— Кто-либо выходил?
— При мне — никто. Не так ли, господин Киви? — сказал лейтенант Рикки Пхромчана, поворачиваясь к обладателю диплома с печатью, напоминавшей коровью лепешку. Тот покачал головой, больше для комиссара. Догадка вдруг расширила глаза чемпиона среди ночных администраторов. Рикки увидел, как страх передался комиссару и разлился бледностью по лицу.
— Желаю удачи, — сказал лейтенант. — Едем, сержант...
«Самое большое через полчаса, — подумал он, — они ринутся ловить снова злосчастного парня, помочившегося на весь их муравейник».
...Крутые спуски, изматывающие серпантины, ночные улицы и магистрали городов Так, Накхон Саван и Лопбури — самую тяжелую часть пути огромного автобуса на юг, к Бангкоку, Палавек практически не заметил. Переутомление скосило, и сон походил на изнеможение...
Опять повезло. Гигантский «мерседес» компании «Космос-тур», отходивший от гостиницы «Токио» с опозданием из-за начавшихся маневров на два с половиной часа против расписания, сдвинулся, едва Палавек вошел в него.
В Лопбури, куда водитель, гнавший на скорости больше ста километров, привел автобус до рассвета, Палавек поел и купил одежду попроще на ночной толкучке. Он не сразу надел синюю домотканую рубаху с тесемками вместо пуговиц и светлые шорты. Переждав до остановки в Сарабури, когда до Бангкока оставалось не больше сотни километров, вышел и не вернулся в автобус. Переодевшись, сговорился с таксистом доехать до порта Самутпракан, минуя столицу по окружной. Чувствовал себя легко и бодро.
Напряжение минувшей недели выдувало влажным ветерком, влетавшим в окно «тойоты» с рисовых чеков, на которых мужики в соломенных шляпах вышагивали за буйволами, поднимая, как на параде солдаты, колени над топью чеков. Вцепившись в рукояти плугов, они словно пытались утопить их в светло-коричневой жиже...
Палавек расплатился у доков. За замызганным армоцементным забором стояла, однако, тишина. Не ухали, как обычно, паровые молоты, не дробили клепальные молотки, не шипела сварка. Никаких грузовиков, и около двух километров он тащился вдоль пирамид ящиков, бочек, бревен и мешков, загромождавших проходы к берегу. А оттуда не доносило ни гудения электромоторов, ни звонков портальных кранов.
В южной части порта, наконец, блеснула желтая поверхность реки. Ударила вонь гниющих водорослей. Джонки, сампаны, лодки с подвесными моторами в несколько рядов, приткнутые бортами, покачивались на волнах, нагоняемых судами, идущими вверх к Бангкоку и вниз к морю. Серый полицейский катер с огромной цифрой «65» на борту лежал метрах в пятидесяти от берега — пас хаотичное сборище мелких посудин.