Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

Амос Доуви, намеревавшийся купить акции американ­ских банков, сообщил в ЦРУ, что располагал для этого день­гами, выданными ему под видом кредитов в Сингапуре рус­ской организацией, фактическим боссом которой является некто Васильев, генерал КГБ. Доуви перевел полученные 18 миллионов долларов сначала в Панаму, где открыл счет в «Пасифик Атлэнтик бэнк». Оттуда он перевел деньги дальше в Нэшвилл, Техас, в «Юнион бэнк». Приехав в Нэшвилл, Доуви отправил свои миллионы в Сан-Франциско. Появив­шись в этом городе, он развернул операции по скупке

акций «Пенинсула нэшнл бэнк», «Ферст нэшнл оф Фресно», «Тахои нэшнл бэнк» и «Камино Калифорниа», выдавая себя за нэшвиллского дельца. Затем — арест Доуви в Сан-Франциско по розыскному запросу из Гонконга, его побег и повторный арест в Лондоне с последующим судом.

Клифф Палевски, адвокат Доуви, заявил, что не может быть сомнений в чистосердечности признания его клиента в работе на КГБ по принуждению. Другой его адвокат, Эфраим Марголин, сказал на суде, что, если бы банки попали в руки Москвы, это распахнуло бы ей ворота к секретам оборонных химических предприятий в Селиконовой долине. Доуви, ут­верждают адвокаты, стал невинной жертвой интриг русского разведчика Васильева. Приговор о мошенничестве должен быть отменен и клиент выпущен на свободу. Однако доказа­тельства правдивости такого утверждения суд счел недоста­точными.

Позиция русских. Васильев, известный в финансовых кругах Сингапура, в частных беседах отрицает причастность Москвы к действиям Доуви в США. Не отрицает, однако, выдачу 18 миллионов долларов в качестве кредитов по реко­мендациям Доуви, работавшего советником советской внешнеторговой организации. Гарантом по кредитам высту­пал «Ассошиэйтед мерчант бэнк».

«Ассошиэйтед мерчант бэнк» объявил банкротом своего клиента, некоего Ли Тео Ленга. Это имя — деловой псевдо­ним Амоса Доуви, которым он пользовался для собственных сделок с фирмами, пользовавшимися его рекомендациями в отношениях с русскими партнерами. Ведущая из этих фирм — «Лин, Клео и Клео», владелец Клео Сурапато. По­средничество обеспечивало бангкокское отделение «Индо- Австралийского банка».

Советский директор, формальный начальник Васильева, был отозван в Москву, где подвергнут суду за коррупцию, халатность и растраты, но не осужден. Это стало основным поводом для утверждений, что Доуви явился жертвой интриг КГБ».«

— Слушаю, шеф, — сказал в телефон приторным голосом Крот, когда Жоффруа позвонил ему в приемную. — Мы как раз беседуем здесь с господином Севастьяви...

— Когда «Ассошиэйтед мерчант бэнк» подал в суд о бан­кротстве Ли Тео Ленга в Сингапуре?

— Два месяца назад, шеф.

— А когда судебное заседание?

— Через четыре месяца и неделю, шеф.

Жоффруа бросил трубку и включил трансляцию разгово­ров в приемной.

— Финансирование совместных предприятий, — говорил по-английски русский, — одно из основных наших занятий. Сойдемся в деталях, сойдемся и в принципиальной догово­ренности.

— Значит, и совместные кредиты? — спросил Крот.

— Почему нет? Опыт у нас в этом отношении есть.

— Вы, кажется, работали вместе с господином Василье­вым в прошлом?

Жоффруа придержал палец, лежавший на кнопке выклю­чения системы подслушивания в приемной.

Пора было появиться в приемной и самому.

На мраморной лестнице в операционный зал, к которому примыкала гостиная, Жоффруа испытывал чувство тревоги. Отец считал секретность в делах основной гарантией успеха. Как во французской кухне вид кушаний. А он узнает, что одна из отвратительнейших связей «Индо-Австралийского бан­ка», банка его отца, с Ли Тео Ленгом, то есть Амосом Доуви через Клео Сурапато заложена в компьютерную память Бар­барой Чунг с достоверностью, не вызывающей сомнения.

Он чувствовал себя актером в театре теней, где зрители по ошибке расселись с закулисной стороны занавеса, а его отец и Клео Сурапато разыгрывают подсчет денег, манипулируя фальшивками.

С тем большим радушием Жоффруа протянул руку рус­скому.

— Господин Севастьянов! Спасибо, что позвонили!

— Господин Севастьянов, — перебил печально Крот, — сообщил горькую новость. Господин Васильев, которого мы все хорошо знали и высоко уважали здесь, оказывается, скончался несколько дней назад. Невосполнимая утрата!

Сокрушенно сутулившийся Крот встал и поклонился.

— Прошу извинить, господин Севастьянов. Копятся за­боты к исходу дня... С вашего разрешения, шеф...

Крот переиграл и Севастьянова, и хозяина. Уходом пока­зал, что не интересуется предложениями посетителя, а если у того есть другие, более серьезные, их следует адресовать иным людям, не Лябасти-младшему. Срыв же преемствен­ности в беседе показывал Севастьянову, что новый партнер по разговору подслушивал ее начало.

Жоффруа развел руками.

— Что ж... Давайте договорим за ужином!

Подвальный зал ресторана гостиницы «Шангри-Ла» ок­нами выходил в реку. В отчищенных до невозможной про­зрачности стеклах стояла коричневая вода, в которой рои­лись представители диковинных существ, обретающихся в омывающей Бангкок Чаопрайе. Рыбешки, тритоны, пауки и плоские лягушки, привлеченные подсветкой, ошалело тыка­лись в невидимую преграду, сослепу забросив охоту друг за другом.

— Отвратительно! Верно? — спросил Жоффруа Лябасти- младший Севастьянова. — И, представьте, популярнейшее место у местного делового мира для встреч... Большинство ведь китайцы.

— Я видел, как под стеклянными колпаками держат дере­вянные терема, населенные белыми мышами. Наблюдают за жизнью, родами и смертями... Словно телевизор смотрят.

— Мышиный театр с пьесой из человеческого бытия, а?

В зале царила прохлада и не верилось, что вода за стеклом

может быть теплая, как суп, а на улицах выше тридцати жары, влажность и духота.

Когда обсуждали меню, Севастьянов удивился вкусу бан­кира. Француз, сын француза предпочитал немецкую кухню.