Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Марчуков Андрей Владиславович

Глава IV

Малороссия в русской литературе и общественной мысли до Гоголя

Как бы то ни было, но первые десятилетия XIX века были временем невероятного увлечения российского об­щества Малороссией. «Здесь так занимает всех всё мало­российское», — с удивлением писал Гоголь матери вскоре по приезде в Петербург [100] . По словам дореволюционного историка литературы А. Н. Пыпина, в то время «малорус­ское чувствовалось как что-то родственное, а вместе и чу­жое, но любопытное по своей близкой оригинальности», что и поддерживало «бессознательный интерес к тому, что отличало жизнь малорусскую» [101] .

100

Гоголь Н. В.ПСС. Т. 10. С. 142.

101

Пыпин А. Н.История русской литературы. Т. 4. СПб., 1908. С. 483­484.

Симптоматично, например, как высказывался поэт и литературный критик П. А. Вяземский о романе своего современника, известного писателя, малоросса по про­исхождению В. Т. Нарежного «Два Ивана, или Страсть к тяжбам» (1825 г.). Роман он оценивал высоко (не скрывая имевшихся в нём художественных изъянов) и особо под­чёркивал новаторство автора. «Мне казалось, — писал Вя­земский, — что нашинравы, что вообще нашнародный быт не имеет или имеет мало оконечностей живописных, кои мог бы охватить наблюдатель для составления русскогоромана». Но, к счастью, Нарежный развеял эти опасения [102] . «Подлинно народными русскими»называл романы Нарежного (часть из которых основывалась на общероссийском, а часть — на местном малороссийском материале) и дру­гой именитый журнальный критик Н. И. Надеждин (в обо­их случаях выделено мной. — А.М.) [103] . И в то же время Вяземский говорит: «.правда, автор наш наблюдатель не совершенно русский, а малороссийский» [104] . Речь шла не об этническом происхождении Василия Трофимови­ча, а о материале романа, действие которого происходит в Малороссии. Вот так, и быт наш,и нравы наши,и рома­ны народные русские,но всё же не совсем. По мере накопле­ния знаний, разработки малороссийской темы этот образ становился всё менее «чужим» и всё более «родственным» и даже «своим».

102

Московский телеграф. 1825. Ч. 6. № 22. С. 181-183.

103

Цит. по: Манн Ю.У истоков русского романа // Нарежный В. Т.Со­чинения в 2 т. Т. 1. М., 1983. С. 6.

104

Московский телеграф. 1825. Ч. 6. № 22. С. 181-183.

Впрочем, при всей своей ясно различимой специфике малороссийское уже тогда понималось как часть русского. Ещё со второй половины XVIII века в репертуар придвор­ных и аристократических хоровых капелл и хоров входят украинские песни. Этому во многом способствовали и вку­сы их устроителей, среди которых было немало вельмож — малороссов, и приток в эти музыкальные коллективы малорусских кадров. Включается украинский песенный материал и в сборники русских песен (там были представ­лены как песни, имевшие литературное происхождение, так и народные, бытовавшие в городской и сельской сре­де). Таковы «Собрание русских простых песен с нотами (1776-1795 гг.)» Н. Ф. Трутовского, «Полное новое собрание российских песен» (1780 г.), составленное Н. И. Новико­вым, «Собрание наилучших российских песен» Ф. Майера (1781 г.), песенники Н. А. Львова и И. Прача (1790, 1793 гг.), И. Д. Герстенберга и Ф. А. Дитмара. Присутствовали мало­российские песни в сборниках «Вечера» (1774 г.), «Живо­писец» (1795 г.). Например, в нотный журнал «Музыкаль­ные увеселения» (1774 г.) были включены танец «Дергунец», песни «Як сказала матуся», «Ой, пид вишнею» (первая пу­бликация данной песни) [105] .

105

Русские песни XVIII века. М., 1958. С. 4-6, 12-13, 18; Зубков С. Д.Рус­ская проза Г. Ф. Квитки и Е. П. Гребёнки в контексте русско- украинских литературных связей. Киев, 1979. С. 6.

Причём украинские песни помещались либо в отдель­ном разделе, как, скажем, у Львова и Прача, либо просто вперемежку с великорусскими — как у Трутовского (кста­ти, малоросса) или Герстенберга и Дитмара. Последние, например, поясняли этот принцип тем, что малороссий­ские песни бытовали в русской городской среде. Биогра­фия того же Гоголя полна свидетельств, что малорусские песни с удовольствием слушали и исполняли многие его друзья и знакомые-великороссы. Симптоматично, что ни­какие другие народные песни (скажем, татарские, польские или грузинские) в «русские» не зачислялись.

Очень точно выразил тогдашнее отношение русско­го общества к малороссам и малороссийскому состави­тель первой малороссийской грамматики великоросс А. Павловский. Создание «Грамматики малороссийско­го наречия» (1818 г.) он объяснял желанием «положить на бумагу одну слабую тень исчезающего наречия сего близкого по соседству со мною народа, сих любезных моих соотчичей, сих от единыя со мною отрасли проис­ходящих моих собратьев» [106] . Ближайшие соседи велико­россов, соотечественники, единокровные братья — вот три ипостаси этого образа, которые воспринимались либо вот так, слитно, через запятую, либо в зависимо­сти от обстоятельств, времени, личных мотивов гово­рящего и ещё целого ряда причин выступали вперёд ка­кой-то одной своей стороной.

106

Павловский А.Грамматика малороссийского наречия, или Грамма­тическое показание существеннейших отличий, отдаливших мало­российское наречие от чистого Российского языка, сопровождаемое разными по сему предмету замечаниями и сочинениями. СПб., 1818. С. II.

Малороссийская тематика активно разрабатывалась в русской художественной литературе и фольклористи­ке, обсуждалась на страницах журналов ещё до появле­ния украинских повестей Гоголя. В первые десятилетия XIX века «малоруссистика» была представлена нескольки­ми течениями: собственно малорусским, великорусским, а также польским, и каждое из них искало в этой темати­ке что-то своё. Если малорусское и великорусское направ­ления можно рассматривать как подвиды одного общего интеллектуально-эстетического течения, то польское увле­чение Украиной стояло несколько особняком. И в терри­ториальном плане, но главное, по своим побудительным мотивам и целям.

В отличие от малорусского и великорусского направле­ний, представленных в столицах, Слободской Украине и, в меньшей степени, в Малороссии, польское было локали­зовано в основном на Правобережье и Волыни, ещё не так давно бывших «Польшей», и где польский элемент почти безраздельно господствовал в сфере культуры и образова­ния. Присоединяя этот край, российские власти понимали, что возвращают древние русские земли, и даже публично подчёркивали это. Так, на медали, отчеканенной после раз­делов Речи Посполитой, были выбиты слова «Отторженная возвратих».

Однако всё это нисколько не поколебало польское доми­нирование в крае: ни социально-экономическое, ни куль­турное. Наоборот, оно только усилилось, особенно в прав­ление Александра I. В учреждениях и присутственных местах звучала польская речь, русский язык поляки изу­чать не спешили, и в душе вообще не признавали россий­скую власть «своей». И всё это происходило на фоне откро­венно полонофильской политики властей, выражавшейся в том числе и в том, что побеждённая Польша, ещё вчера сражавшаяся против России под знамёнами Наполеона, получила от российского монарха права и свободы куда большие, чем имелись в самой России. Многим русским современникам — от Карамзина на консервативно­-традиционалистском фланге общественного спектра и до декабристов на антисамодержавно-демократическом и националистическом [107] — такая ситуация казалась стран­ной и унизительной. Они были удивлены столь благодуш­ной и милостивой политикой по отношению к давнему и кровному врагу, считая, что надо заставлять поляков плясать «по дудке русской», а не самим подлаживаться под них [108] .

107

Феномен декабризма, по понятным причинам, не входит в круг рас­сматриваемых здесь вопросов (хотя о некоторых моментах, с ним связанных, речь ещё зайдёт). Стоит лишь заметить, что это опреде­ление вполне к нему применимо. Если отбросить ту политизацию и идеологизированность, которой часто сопровождаются рассу­ждения о национализме, и взглянуть на проблему с научной точки зрения, то станет понятным, что национализм - это одна из форм понимания и интерпретирования окружающей действительности и производные от этого понимания социальные и политические прак­тики. В основе такого способа видения и интерпретирования мира лежит идея нации и национального как краеугольных (или просто важных) моментов человеческого «вчера», «сегодня», «завтра», и в том числе понимание нации как основы политической системы. Всё это у декабристов имелось.

108

Долгорукий И. М. Путешествие. С. 150–151 и др.

На деле же подлаживаться чаще приходилось как раз рус­ской стороне. И не только в землях, возвращённых по разде­лам. Начали поляки активно проникать и на Левобережье, где их до того не было уже почти полтора столетия. В част­ности, попечителем Харьковского учебного округа (в веде­нии которого находился и Харьковский университет) был назначен С. Потоцкий. Оказались поляки и в числе препо­давателей этого университета. Польское присутствие стало сильно ощущаться и в Киеве. Так, дворянские сословные организации города практически полностью оказались в их руках, росло представительство и влияние поляков в образовательных учреждениях. Это польское «культур­ное наступление» на Киев даже заставило Гоголя резко вос­кликнуть: «Он наш (то есть малорусско-русский. — А.М.), он не их» [109] . На Правобережье же поляки чувствовали себя полновластными хозяевами: в их руках находился Вилен­ский учебный округ, охватывавший восемь губерний, при­соединённых к России в 1772-1795 годах. Подчинённые ему гимназии, Кременецкий лицей и Уманское базилианское (униатское) училище являлись проводниками польского культурного и политического влияния [110] .

109

Гоголь Н. В.ПСС. Т. 10. С. 288. О том, что Гоголь имел в виду про­тивостояние «наших» именно с поляками, см.: Воропаев В. А.Гоголь и «русско-украинский вопрос» // Московский журнал. 2002. № 1. С. 12; Звиняцковский В. Я.Историческое ядро «Миргорода» в све­те художественно-мифологических установок XVIII — первой тре­ти XIX вв. и документированной истории Украины. «Тарас Бульба» и «История Русов» // Н. В. Гоголь: Материалы и исследования. Вып. 2. М., 2009. С. 293-294; Киркевич В.Время Романовых. Киев в империи. С. 88.

110

Щёголев С. Н.История «украинского» сепаратизма. С. 47-48.

С конца XVIII века в польских дворянских кругах и ин­теллигенции господствовала идея-мечта о восстановлении независимой Речи Посполитой и реванша против тех, кому принадлежали её территории. По решению международ­ного Венского конгресса (1814-1815 гг.) воссозданная На­полеоном польская государственность была вновь лик­видирована. Большая часть собственно польских земель с Варшавой отошла России. Впрочем, они существовали в виде Царства Польского, имевшего свою конституцию и широкую автономию. А вот на тех польских территори­ях, что пребывали в составе Австрии и Пруссии, ничего по­добного не было. Однако своим главным врагом польские патриоты-националисты считали не Пруссию и Австрию, и не Великобританию, дирижировавшую Конгрессом, а именно Россию. Более того, восстановления Речи Посполитой они желали в границах 1772 года, рассматривая бе­лорусские и малороссийские земли как свою историческую собственность.