Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы
Шрифт:
Одновременно усилился контроль за идейным содержанием произведений. На Украине особенно внимательно следили за тем, как «инженеры человеческих душ» обыгрывают национальный вопрос. Скажем, роман М. Ивченко «Робітні сили» был квалифицирован как националистический, поскольку его основной идеей была «борьба за возрождение нации» [1259] . По решению ЦК КП(б)У были проверены планы книгоиздания и писательские кадры, определены «ненадежные» книги и авторы. Например, в 1933–1934 гг. был наложен запрет более чем на 200 произведений, квалифицированных как националистические [1260] .
1259
Цит. по: Єфименко Г. Указ. соч. С. 217.
1260
На фронті культури. Київ, 1935. С. 135–136.
Не обошлось и без репрессий. Например, среди 148 участников уже упомянутой УВО были писатели О. Вишня (П. Губенко), Б. Антоненко-Давидович и др. В мае 1933 г. был арестован бывший боротьбист, член КП(б)У, ваплитовец и главный политический редактор Госиздательства Украины М. Яловой (Юлиан Шпола). 13 мая застрелился Н. Хвылевой. В своем предсмертном письме в ЦК КП(б)У (письмо не сохранилось, и его содержание известно со слов писателей –
1261
Костюк Г. Указ. соч. С. 166, 284–285, 461.
Раскрытие тех или иных организаций только активизировало репрессии, вовлекая все новые группы интеллигенции в поле зрения советских спецслужб и выдвигая против них новые обвинения. Репрессии не минули ни одно учреждение или организацию. Чисткам подверглась высшая школа (ВУАН, ВУАМЛИН, научные институты и др.), НИИ строительства, Институт литературоведения имени Т. Г. Шевченко, Институт советского строительства и права, Институт украинской культуры имени Д. И. Багалия, музеи, особенно исторические [1262] . Не обошли репрессии стороной и работников системы среднего и специального образования, издательств (например, «Молодого большевика», «Руха», «Книгоспилки», Государственного издательства УССР, «Мистецтва»), сотрудников Киевского и Харьковского художественных институтов, театра «Березиль», возглавляемого известным режиссером галицийцем Л. Курбасом.
1262
Даниленко В. М., Касьянов Г. В., Кульчицький С. В. Указ. соч. С. 314–315.
«Враги» нашлись и в области искусств, литературоведении, книгоиздательстве, в хоровых и музыкальных коллективах [1263] . Скажем, в изобразительном искусстве таковыми были объявлены М. Бойчук и его школа, творчество которых было признано вредным. Среди многих обвинений (оторванность от жизни, отход от реалистических традиций), которым подвергалась школа М. Бойчука, значилась ориентация на «западный формализм», стремление объединить с ним «украинскую архаику», приемы иконописи. Главным обвинением стала «смычка с хвылевизмом» и ориентация на «европейские нормы». В 1936 г. М. Бойчук и ряд его соратников (не только этнических украинцев) были расстреляны [1264] .
1263
Костюк Г. Указ. соч. С. 184–185.
1264
Даниленко В. М., Касьянов Г. В., Кульчицький С. В. Указ. соч. С. 280–281.
Далеко не все участники культурных обществ и объединений обвинялись в национализме и прочих политических преступлениях. Многим в вину ставились «идеализм», «церковщина», «отрыв от масс», аморфная «буржуазность». Даже те деятели искусства или творческие коллективы, которые обвинялись в национализме, могли зачастую не иметь к нему отношения: просто уж очень убойным и, главное, абстрактным, далеким от творчества многих из них было это обвинение. Конечно, попадались среди репрессированных и настоящие националисты, те, кто в своем творчестве акцентировали на национальном факторе много внимания или разделяли соответствующее мировоззрение. В те годы были репрессированы многие бывшие участники украинского движения. Идеологическое развенчание и организационный разгром шли вместе с физическим устранением его адептов.
Но было бы наивно полагать, что Сталин или другие «украиножёры» в Москве вынашивали планы ликвидации украинской культуры как таковой, о чем можно узнать из многих научных и околонаучных работ, как выходивших в эмиграции, так и издаваемых на Украине. Партия и не собиралась этого делать. Существование украинской национальной общности и государственности никем не ставилось под сомнение. Социально-экономические условия того времени (индустриализация, урбанизация и вызванные ими изменения в социальном и культурном состоянии общества) оставляли благоприятную возможность для других вариантов национальной трансформации малорусского этноса (или его частей), прежде всего в русскую национальную общность. И таким образом создавали вполне реальную возможность не только для внесения корректив в проведение национальной политики, но и (при желании) позволяли пересмотреть курс в целом. То есть отменить украинизацию, искусственное навязывание населению (по крайней мере, его значительной части) украинской идентичности и создание украинской нации со всеми ее атрибутами, государственностью и т. д. Но ничего этого не произошло. Более того, сам курс на создание украинской нации и культуры никто и не думал сворачивать. Речь всего лишь шла о том, чьими руками она будет создаваться: партийно-большевистскими или руками национальной интеллигенции – и какой она будет по содержанию. С середины 1934 г. кампания по борьбе с национализмом пошла на спад. Масштабы репрессий и чисток по обвинениям в принадлежности к когорте украинских националистов в середине 1930-х гг. не шли в сравнение с тем, что было в первой трети десятилетия. Украинизация прессы, научных учреждений, госаппарата не только не прекратилась, но даже усилилась. Никуда не делись и украинская литература, искусство и т. п.
Нельзя отрицать и тот очевидный факт, что многие писатели и деятели искусств были обласканы властью. Заботясь об уровне украинской культуры, партии даже приходилось закрывать глаза на мировоззрение некоторых из них. Например, знаменитый кинорежиссер А. П. Довженко продолжал снимать кино и даже сделал блестящую карьеру, хотя для НКВД не были секретом его настроения, которые при малейшем желании было легко квалифицировать как националистические. Режиссеру были не чужды размышления о нации и национальном сознании, причем в этом вопросе он был законченным пессимистом. «Оказывается, наш народ говно», – говорил он в кругу близких друзей, ему «совершенно безразлично, украинский он или не украинский». «Поляков, вон, тоже, не менее и русифицировали, и германизировали, а они остались поляками, а наш народ охотно (выделено мной. – А. М.) сам идет навстречу потере своей национальности» [1265] , – сокрушался Довженко. (Кстати, сравнение с поляками свидетельствует о непонимании кинорежиссером сути вопроса. Русификация Польши и «русификация» Украины были совершенно разными явлениями и так же совершенно по-разному воспринимались поляками и украинцами [1266] .) Не прекращали работы и многие другие деятели культуры, например руководитель хоровой капеллы «Думка» Н. Городовенко, хотя руководству КП(б)У было известно его отрицательное отношение к советской власти. «У нас, украинцев, нет национальности, – сетовал он, – украинская нация при советской власти погибла». Пример национального чувства, полагал Городовенко, следовало брать с «наилучшей нации» – немцев [1267] .
1265
Цит. по: Під софітами секретних служб. Документи з папкі – формуляра на О. П. Довженка // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 1995. № 1/2. С. 267.
1266
Между тем недопустимость таких аналогий, равно как и рассуждений о насильственной «русификации» украинцев как о чужеродном воздействии, была понятна серьезным и добросовестным людям, причем вовсе не только противникам украинства. Виднейший украинофил М. П. Драгоманов подверг едкой критике «украинолюбов-москалененавистников» (которые как раз и делали погоду в украинском движении) за то, что они ставили на одну доску Украину и Польшу. Поскольку подобное сравнение было распространено среди адептов движения, имеет смысл привести его полностью.
«Пускай я стану своего рода “проклятою Мазепою” для определенного сорта украинских национальников, – писал Драгоманов в своих «Чудацьких думках», – но я вынужден сказать, что приравнивание обрусения, например, Польши к “обрусению” Украины неубедительно и неудобно. Даже если бы украинская наука признала, что украинская национальность также отдельна от московской, не только как польская, но даже как немецкая или финская, то из этого все-таки не выйдет, что “обрусение” Украины все равно что “обрусение” Польши. В Польше национальная отдельность и право на автономию воспринимается не только в ученых кабинетах, но повсюду в жизни и провозглашается любыми способами среди польских мужиков так же, как и среди панов и литераторов. На Украине не так. Даже запрещение 1863 года запрещало, например, Костомарову печатать в России по-украински Библию и популярные педагогические книги, но не запрещало ему печатать по-украински “Богдана Хмельницкого”, “Мазепы” и т. п.» «Почему же он писал их по-московскому? Почему же пишут по-московскому научные труды все современные украинские ученые, даже патентованные украинофилы? Почему сам Шевченко писал по-московскому повести или даже интимный “Дневник”? – вопрошал он и сам же отвечал: Очевидно, потому, что все эти интеллигентные украинцы совсем не так воспринимают свою отдельность от москалей, как, например, поляки».
Особо подчеркнем, что Драгоманов говорит не о людях, придерживавшихся общерусской идентичности, а об «украинцах», о тех, кто подчеркивал свою «отличительность» от «москалей». И естественно, все сказанное выше еще больше относится к простому народу – «украинским мужикам», для которых их «национальная отдельность» от «кацапов» была отнюдь не очевидной. См.: Драгоманов М. П. Чудацькі думки про українську національну справу // Он же. Вибране… мій задум зложити очерк історії цівілізації на Україні. Київ, 1991. С. 538–539.
1267
Цит. по: Єфименко Г. Указ. соч. С. 224.
Пройдет всего несколько лет, и эта «наилучшая нация» во всей красе продемонстрирует свое «национальное превосходство» над непутевыми почитателями из одной советской республики. А «говно» и «плохой народ», безразличный к национальному делу, проявит великое мужество и волю, освободит свою Родину, пройдет победным маршем пол-Европы и, кстати сказать, сохранит себя от рабства и уничтожения как народ…
…Трагизм и величие 1930-х гг., их сложность и противоречивость заключались в том, что параллельно с подавлением одних форм культуры шло бурное развитие других. В стране разрушались уникальные памятники архитектуры, но одновременно с этим строились заводы, росли новые и кардинально меняли свой облик старые города, улучшалась их инфраструктура, санитарное состояние, развивалась система народного здравоохранения. Одновременно с изъятием из библиотек Украины «зиновьевско-троцкистской националистической литературы» – работ Б. Антоненко-Давидовича, Г. Косынки, В. Полищука, В. Пидмогильного, Г. Этика, А. Панова и др. (решение ПБ ЦК КП(б)У от 19 июля 1935 г.) – быстрыми темпами развивался кинематограф, а на экраны вышли такие, ставшие знаковыми в советском и мировом кино фильмы, как «Земля», «Аэроград» и «Щорс» режиссера А. Довженко [1268] , того самого, которого подозревали в сочувствии националистам.
1268
Верстюк В. Ф., Дзюба О. М., Репринцев В. Ф. Україна від найдавніших часів до сьогодення. С. 407.
Наряду, скажем, с критикой (за «засоренность» организаций враждебным элементом и т. д.) Всеукраинского общества «Педагог – марксист» и Украинского НИИ педагогики и последовавшего за этим снятия с должностей их руководства в системе ВУАН открывается Ботанический сад, создаются Институт электросварки, Институт истории материальной культуры (с 1938 г. Институт археологии, ставший одним из центров развития исторической науки не только на Украине, но и во всем Союзе), основывается Государственный архитектурно-исторический заповедник «Софийский музей». Быстрыми темпами развивается наука, особенно естественные, технические, теоретические и прикладные направления. В эти годы происходит создание современной системы Академии наук УССР. А в Институте физической химии ВУАН под руководством А. Бродского впервые в СССР была получена тяжелая вода [1269] . Это только несколько примеров развития науки и культуры в республике в 1930-х гг. Наряду с уничтожением и гибелью одних форм рождались и росли другие. В первую очередь развивались народное образование, массовая культура, новое искусство и литература. Последняя, кстати, часто в художественном плане и по глубине затрагиваемых проблем не уступала и порой даже превосходила «пролетарскую» и прочую литературу 1920-х гг., ту, которую относили к «буржуазной» и «враждебной».
1269
Там же. С. 398, 405, 407.
Страна успешно ликвидировала неграмотность, и перед ее гражданами были открыты широкие просторы для разнообразнейшего приложения своих сил, знаний, талантов. И государство им в этом всячески помогало. Это видели и понимали миллионы советских людей. Страна росла и мужала буквально на глазах, и эта энергия развития, энергия созидания передавалась людям и рождала в них чувство уважения к себе, к стране и, что не менее важно, к власти. Вспомним, с какой гордостью раньше звучало словосочетание «Правительственная награда». И то, что власть жила и работала прежде всего не для себя, а для страны, тоже было для всех очевидно. Поэтому ей и могли многое простить. И нельзя утверждать, что это десятилетие принесло СССР, и в том числе Украине, один лишь погром. Именно в этот очень короткий период закладывался фундамент для превращения Советского Союза в передовую мировую сверхдержаву. Без 1930-х гг. не было бы ни 1945, ни 1961 г., не было бы прорыва в космическую эру. Не было бы и того колоссального задела, за счет которого существуют постсоветские общества…