Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы
Шрифт:
Укрепление суверенитета Украины было задачей и украинского движения. В этом, как и в поддержке развития культуры, языка, интересы сторонников национального движения и большевиков вольно или невольно совпадали. Совпали они и по вопросу о присоединении к УССР приграничных с ней территорий РСФСР, населенных украинцами (или относимых к таковым), когда адепты движения и ряд лиц из руководства КП(б)У активно добивались перехода этих земель к Украине, мотивируя это интересами более полного национального развития украинцев и в УССР, и в РСФСР.
Строительство нации без укрепления государственности было крайне затруднительно. С середины 1920-х гг. националисты все больше сил стали отдавать увязыванию этих задач друг с другом. Пристальное внимание на эту
Примером этого стала «литературная дискуссия» – спор о путях развития украинской культуры и народа, в ходе которой зашла речь об интересах украинского национального коллектива и развитии Украины как особого национально-государственного организма. Адепты движения настаивали, что удовлетворение этих интересов ценно уже само по себе, без привязки их к любым социальным и политическим вопросам, и потому должно стать главной задачей советского строительства на Украине. В эти годы в движении появляется новое идейное направление, ставшее результатом синтеза национального фактора, фактора государственности и коммунистической идеологии. Это направление олицетворялось теориями Н. Хвылевого и М. Волобуева о построении пролетарской, коммунистической Украины, но Украины как самостоятельной политической и национальной единицы, причем построении на известном принципе противостояния России (в новом контексте – СССР). Эти теории нашли поддержку среди части украинской коммунистической интеллигенции и тех кругов партии, которые считали национальный вопрос центральным вопросом строительства Советской Украины.
Это новое направление находилось в конфронтации с традиционным мировоззрением адептов движения, относившихся к модернизации, индустриализации, социализму как к явлениям негативным, искажающим истинный облик украинской нации (ибо все это расходилось с когда-то созданным ее идеалом), ведущим к затиранию национальной украинской специфики и, в конечном счете, к русификации. Новое же направление не видело иного будущего для Украины и украинцев, кроме как коммунистического. Объективно же и то и другое действовали в одном направлении и добивались достижения одних и тех же целей, только разными путями.
Но именно новое, коммунистическое направление, полностью воспринявшее УССР как «свою» государственность, было лучше приспособлено к существующей действительности и имело больше шансов в дальнейшем превратиться в идеологию развития украинской государственности и украинской нации. Именно эта перспектива перерастания украинским движением традиционных рамок «просвит», культурных обществ и т. п. встревожила партию и заставила ее все больше воспринимать украинский национализм как главную опасность социалистическому строительству в УССР (и СССР). Это нашло выражение в кампании 1926–1928 гг. против «триединого» национального уклона – «шумскизма», «хвылевизма», волобуевщины», в сильнейшем давлении на УАПЦ, в «осаживании» тех сил в компартии и обществе Украины, которые понимали украинизацию не как средство, а как самоцель. Резкую реакцию вызвали попытки этих кругов насильно и спешно украинизировать русскоязычный рабочий класс, причем не просто в языковом аспекте, но и сделав его украинским по духу, то есть изменив его национальную идентичность.
Но украинское движение продолжало действовать и в конце 1920-х гг. Функционировала, хотя уже и не с таким размахом, УАПЦ. ВУАН, марксистские институты УССР разрабатывали концепцию прошлого Украины, занимались философским осмыслением проблем, связанных с ее развитием, и т. п. Именно к концу десятилетия было завершено создание литературного языка, его научной, технической, медицинской и другой терминологии, утверждено новое правописание, призванное по возможности максимально отделить украинский язык от русского. В конце десятилетия с размахом велась украинизация населения, нередко переходящая в насильственное изменение его национального облика с русского на украинский. Распространение украиноязычного образования на все более широкие слои населения республики способствовало выработке у него украинской идентичности. Все это закрепляло в сознании народа язык, культуру, государственность Украины как символические ценности, превращая их в объективные признаки украинской национальной общности. Вся эта работа была бы невозможна без активнейшего участия в ней Наркомпроса УССР и лично наркомов просвещения А. Шумского и особенно Н. Скрыпника, трактовавших украинизацию как широкое развитие национального украинского коллектива, гораздо большее, нежели средство по укреплению диктатуры пролетариата.
Такому курсу Наркомпроса способствовала не только политика коренизации-украинизации, но и прямое воздействие со стороны украинского движения. В системе Наркомпроса, в системе народного образования республики трудилось много адептов движения. Многие из носителей украинских ценностей довольно быстро поняли, что большевики не выпустят украинизацию из своих рук и поведут ее в своем направлении как национальную только по форме. Но хотя адепты движения считали официальную украинизацию неискренней, они тем не менее вовсю пользовались возможностями, которые эта украинизация предоставляла, стараясь направить ее по нужному для себя руслу.
Утверждение в массах украинской идентичности, строительство культуры или борьба за расширение прав УССР и более широкий республиканский суверенитет проходили согласуясь с уже известным принципом противостояния всему русскому. Антироссийская и антирусская направленность украинского движения вполне соответствовала проводимой в СССР в 1920-х – начале 1930-х гг. национальной политике. Ее стержнем было приоритетное развитие «ранее угнетенных», как тогда официально провозглашалось, народов за счет «ранее угнетающего» народа русского и борьба с «великодержавным шовинизмом» и «великорусским национализмом». На практике борьба с ними и «выравнивание» народов часто перерастали в национальный нигилизм по отношению к русским, русской истории, культуре, самосознанию – то есть самой основе, на которой держалась Россия, и в откровенную русофобию известных кругов в руководстве страны и в советской интеллигенции.
Такая государственная политика ставила сторонников и носителей русскости на Украине (прежде всего этнических малороссов) в заведомо неравноправное положение виноватого. А главное, низводила историческую Россию, частью которой являлись малороссийские/ украинские земли, до «рядовой» РСФСР, которая уже по определению не могла считаться чем-то более высоким, большим, всеохватывающим, чем УССР. Это «понижение» понятия «Россия» сыграло заметную роль в создании «Украины». И одновременно политика большевиков создавала для украинского национального движения благоприятную атмосферу и стимулировала ее активную борьбу с «русским конкурентом».
Но, даже несмотря на сильное давление со стороны государства и украинского национализма, позиции русской культуры, русского языка, самосознания и национальной идентичности на Украине оставались еще весьма значительными. Отчасти это было наследием так и нереализованного проекта большой русской нации. Впрочем, сильные позиции русскости были даже не столько результатом сознательного действия национального проекта, сколько следствием естественного хода жизни. Во-первых, приобщения знатных слоев и простого населения к единственным в то время «высоким» культуре и языку, корнями уходящим ко временам культурного и этнического единства Древней Руси; во-вторых, генетической памяти об этом единстве; и, в-третьих, логики экономического развития страны и южнороссийских губерний как ее неразрывной части.