Украсть у президента
Шрифт:
– А тот мужик, который ее тебе с рук на руки сдал, в квартире у тебя бывал? – уточнил Горецкий.
– Да.
– Она это вспомнила? Или она это предполагает?
– Я думаю – предполагает. Ход ее размышлений был такой: инструкция в книге, книга на полке, полка в моей квартире. Значит, некто, о ком она пока ничего не знает, побывал в моей квартире и оставил эту запись.
– Тебе самому эта запись известна?
– Естественно, нет.
– Допустим, этот мужик написал, – задумчиво сказал Горецкий, прикидывая в уме, какие еще могут быть варианты. – Было вообще такое, чтобы ты его надолго одного оставлял? Хотя он это мог проделать и в твое отсутствие, конечно. Ладно, образец его почерка для сравнения я возьму…
А Глеб уже положил на раскрытую страницу книги бумажный листок, на котором что-то было написано быстрым мелкобуквенным почерком.
– Вот, к примеру, образец Жениного почерка, – сказал Глеб. – Она мне писала записку… Когда я был на работе…
Горецкий сравнил два почерка, посмотрел на Глеба круглыми глазами и сказал, все еще не веря:
– Это ее почерк?!
– Да! – уныло подтвердил Глеб. – Я в шоке, Илья! Она сама себе инструкцию написала и сама по этой инструкции, как по писаному, теперь шпарит. Я ничего не понимаю и даже разбираться в этом не хочу, потому что, как только я начинаю размышлять о том, как такое может быть, мне жутко становится, как в детстве, когда мне перед сном рассказывали историю про Черную Руку.
– Ну тут не Черная Рука, – пробормотал Горецкий.
– Тут страшнее! – сказал Глеб.
– Ты погоди бояться! – поморщился Горецкий. – Ладно, ее это почерк… Предположим.
Глеб хотел возразить, сказать, что и сомнений никаких нет, но Горецкий его опередил и повторил внушительно:
– Предположим! Потому что всякие могут быть совпадения, и пока доподлинно не установлено – это не факт! Предположим, ее это почерк. Ладно. Могла она сама написать? Еще до того, как ей мозги наизнанку вывернули? Могла, конечно. Точно так же она могла тогда, еще раньше, и ячейки сейфовые арендовать.
Он говорил убежденно, уговаривая и самого себя, и Глеба, но Глеба ему уговорить не удалось.
– Меня больше всего испугало то, – сказал Глеб, – что каждое новое сделанное нами открытие делает эту историю все более сложной, запутанной и непредсказуемой. Ты помнишь, с чего все начиналось, Илья? Богатый папик решил избавиться от своей впавшей в маразм молодой любовницы. Так это выглядело поначалу. А с каждым следующим шагом мы обнаруживаем, насколько все сложнее и страшнее. Нам голову свернут, Илья. Там не так все просто, как нам сначала представлялось.
– А ты как хотел? – зло сказал Горецкий. – Ты хотя бы раз слышал, чтобы кому-то двадцать пять миллиардов просто так на блюдечке принесли?
Он уже знал, какими будут следующие слова Глеба. Тот скажет, что никаких денег ему уже не нужно, что собственная жизнь дороже и что он выходит из проекта, а если Горецкому так сильно денег хочется, так он готов ему передать Женю…
– Если ты хочешь этим заниматься, – ожидаемо начал Глеб, – то я тебе мешать не стану…
Но Горецкий его упредил.
– Погоди! – сказал он быстро. – Ты пойми, что мы тоже не лыком шиты! Мы же не бараны! Меня ведь тоже кое-чему научили! Приемчикам некоторым!
Приобнял Глеба, демонстрируя свою к нему приязнь.
– Что им может быть известно? – предложил он провести ревизию. – Что есть такая Женька? Что Женька – это что-то вроде такого специального ключика к большим миллионам. И этот ключик хранится в твоей квартире, потому что Женька живет у тебя. Так давай им сломаем эту схему! – уверенным голосом шахматиста, видящего и все ходы предстоящей партии наперед, и свою победу в конце этой партии, сказал Горецкий. – Берешь Женьку! – объявил он первый ход. – И сваливаешь с ней со своей квартиры!
Мат в два хода. Банальный этюд. Головоломка для начинающих.
– И все! – победно объявил Горецкий. – Нет у них ни Женьки, ни доступа к тем миллионам, ни тебя!
– Куда же мы с ней уедем? На Кипр? – озадачился Глеб.
– Ни в коем случае! – покачал головой Горецкий. – Как только вы пересекли границу, засветили паспорта – дальше вас уже отследят, как они это умеют. А они хорошо умеют. Конечно, драпать надо, – сказал Горецкий. – Но не сразу и не со своими паспортами. Вам надо в берлоге отсидеться. Сделать новые документы…
Глеб глянул вопросительно.
– Помогу! – тут же пообещал догадливый Горецкий. – И тогда вы с новыми документами, не замеченные никем, – хоть на Кипр, хоть в Гватемалу.
– Я боюсь, – признался Глеб. – Если бы ты знал, Илюха, как я попискиваю от страха!
Он невесело улыбнулся.
– Ну чего бояться-то? – попенял ему Горецкий. – И кого бояться?
– Ты понимаешь, ей ведь сообщения эти приходят на мобильник. Кто-то все это проделывает. Всегда страшно, Илья, когда не знаешь, кто он. Он, может, рядом и видит каждый наш шаг.
– Кофе хотите? – спросил Горецкий.
– Я его не пью вообще-то, – засмущался Ведьмакин. – Барское дело – кофе пить.
– Не может быть, чтоб вы кофе не уважали, – не согласился Горецкий. – Вы полковник, у вас должность приличная, зарплата на уровне – это во-первых. И в то же время работы много, приходится и ночи, наверное, прихватывать, а как себя ночью в тонусе держать? Это во-вторых. Так что кофе вы пили обязательно.
Он размышлял вслух, предлагая своему собеседнику заглянуть в прошлое полковника Ведьмакина, вспомнить, как оно там на самом деле было.
– И еще сигареты, я думаю, – предположил Горецкий.
Ведьмакин молчал, не зная, как ему реагировать, но было заметно, что и по поводу сигарет он тоже в сильном затруднении.
– Сейчас вы курите? – спросил Горецкий.
– Нет.
Горецкий вынул из ящика стола запечатанную сигаретную пачку и зажигалку.
– Пожалуйста! – предложил он.