Укридж и Ко. Рассказы
Шрифт:
— Замечательный типус! — сказал я с чувством. Я бы и не такое сказал, лишь бы ее порадовать. Она была настоящей чаровницей, эта девушка. — Мы учились вместе в школе.
— Я знаю. Он все время об этом говорит. — Она поглядела на меня круглыми глазами, совсем как персидская кошечка. — Вы, я полагаю, будете его шафером? — Она весело засмеялась. — Одно время я жутко боялась, что в шафере нужды не будет. Вы считаете, мы поступили очень скверно, украв попугая тети Элизабет?
— Скверно? — ответил я с неколебимой твердостью. — Да нисколько.
— Она так ужасно волновалась, — возразила милая девушка.
— И отлично, — заверил я ее. — Избыток душевного спокойствия ведет к преждевременной старости.
— Все-таки мне никогда не было так стыдно за себя, за свой дурной поступок. И я знаю, Стэнли чувствовал то же самое.
— Всеконечно! — согласился я убежденно. Такова была магия этой девочки из дрезденского фарфора, что даже ее нелепое предположение, будто Укридж наделен совестью, не вернуло меня на путь истины.
— Он такой чудесный, рыцарственный, деликатный.
— Именно эти слова я сам выбрал бы, говоря о нем.
— Вот вам пример его чудесного характера: сейчас он сопровождает мою тетю, чтобы помогать ей с покупками.
— Да не может быть!
— Чтобы как-то возместить ей тревогу, которую она из-за нас испытала.
— Это благородно. Другого слова нет. Благородно выше всяких похвал.
— Ведь он больше всего на свете ненавидит носить пакеты с покупками.
— Он, — вскричал я с фанатичным энтузиазмом, — чистейшей воды сэр Галахед.
— Не правда ли? Только на днях…
Ее прервали. Снаружи хлопнула входная дверь. По коридору протопали большие ступни. Дверь кабинета распахнулась, и в нее влетел сам сэр Галахед, прижимая к груди охапку пакетов.
— Корки! — начал он. Затем, узрев свою будущую жену, которая испуганно вскочила с кресла, он уставился на нее с горькой жалостью в глазах, как вестник страшных новостей. — Милли, старуха, — лихорадочно пробормотал он, — мы сели в лужу.
Девушка ухватилась за край стола.
— Стэнли, милый…
— Есть только одна надежда. Меня осенило, когда я…
— Неужели тетя Элизабет передумала?
— Пока еще нет. Однако, — сказал Укридж мрачно, — однако скоро передумает, если мы не начнем действовать молниеносно.
— Но что произошло?
Укридж швырнул пакеты на пол. Это его как будто слегка успокоило.
— Мы как раз выходили из магазина, — сказал он, — и я как раз собрался зарысить домой со всеми этими пакетищами, и вдруг она обрушивает на меня это.
— Что, Стэнли, милый? Что обрушивает?
— Да это непотребство. Жуткую новость! Она, видите ли, намерена присутствовать на банкете в Клубе Пера и Чернил вечером в пятницу. Я видел, как она заговорила с курносой бабищей, которую мы повстречали в отделе фруктов, овощей, птиц и комнатных собачек, но я понятия не имел, о чем они чешут языками. А она приглашала старушенцию на этот инфернальный банкет!
— Но, Стэнли, почему тете Элизабет нельзя пойти на банкет
— Потому что моя тетка приезжает в пятницу в Лондон специально, чтобы произнести на нем спич, а твоя тетя, конечно, постарается познакомиться с ней и потолковать по душам обо мне.
Мы все втроем молча обменивались взглядами. Да, новость была самой грозной. Как соприкосновение двух противопоказанных друг другу химикалий, эта встреча тетки с теткой неизбежно приведет к взрыву. И в нем погибнут надежды и мечты двух любящих сердец.
— О, Стэнли, что нам делать?
Будь такой вопрос обращен ко мне, я бы не знал, что на него ответить, но Укридж, этот человек неистощимых идей, мог быть сбит с ног, но не повержен.
— Есть только одна возможность. Она пришла мне в голову, когда я шагал по Бромптон-роуд. Малышок, — продолжал он, опуская тяжелую руку на мое плечо, — тут требуется твое сотрудничество.
— Ах, как чудесно! — воскликнула Милли.
Сам я так не выразился бы. А она пояснила:
— Ведь мистер Коркоран так умен! Я уверена, если возможно что-то сделать, он сделает все!
Вот и конец любой попытке воспротивиться! Укриджу я мог бы противостоять, но очарование этой девушки настолько меня покорило, что я был воском в ее руках.
Укридж сел на письменный стол и заговорил с весомостью, отвечавшей случаю.
— Так уж заведено в этой жизни, малышок, — начал он наставительно, — что самые скверные времена, выпадающие на долю типчика, довольно часто в конце концов оборачиваются ему во благо. Пожалуй, из всех периодов моей жизни ни один не доставлял мне радостей меньше, чем те месяцы, которые я провел в доме моей тетки в Уимблдоне. Но заметь, что воспоследовало, старый конь! Именно терпя это гнусное существование, я набрался сведений о ее привычках, и они-то спасут нас теперь. Ты помнишь Дору Мейсон?
— Кто такая Дора Мейсон? — быстро осведомилась Милли.
— Некрасивая женщина в годах, прежняя секретарша моей тетки, — ответил Укридж с не меньшей быстротой.
Лично мне мисс Мейсон помнилась на редкость хорошенькой и привлекательной девушкой, но я почувствовал, что сказать это вслух было бы неуместно. И удовлетворился мыслью о том, что Укридж, каковыми ни окажутся его недостатки как супруга, во всяком случае, обладает той чуткой тактичностью, которая столь украшает семейный очаг.
— Мисс Мейсон, — продолжал он, показалось мне, чуть более взвешенным и осторожным тоном, — иногда разговаривала со мной о своей работе. Мне было жаль бедную старушку, потому что, ты же понимаешь, ее жизнь была серой и безрадостной, ну я и старался иногда хоть немного скрасить ее тягостное существование.
— Как это на тебя похоже, милый!
Нет, это сказал не я, а Милли. Она смотрела на своего нареченного сияющими, полными восхищения глазами, и я увидел, что мой отзыв о нем как о современном сэре Галахеде кажется ей слишком пресным.