Укрощение «тигров»
Шрифт:
Третье военное лето… Запах поспевающей пшеницы раздражает обоняние гитлеровцев, лишает их покоя. Июль — пора их военного бешенства. Все, что было накоплено за долгие месяцы в военных арсеналах, все, что было вымуштровано в казармах, сейчас сразу швыряется на поле боя: пан или пропал! Густыми зелеными тучами вслед за фыркающими, плюющимися горячим металлом машинами эта саранча прет на восток, не рассуждая. У нее нет памяти, поэтому всякий раз все начинается сначала. Но всякий раз иначе, чем в предыдущее лето.
Дело даже не в километрах, хотя и спидометры машин достаточно красноречиво свидетельствуют о существенном отличии второго
Четвертого июля мы были у танкистов. В глубоком овраге, густо заросшем цветущими липами и ветвистым дубняком, притаились врытые в землю грозные машины. Их было много. В отлично оборудованных блиндажах, сооруженных рядом с танками, бодрствовали хорошо знакомые нашим читателям люди — о подвигах этих танкистов мы писали не раз и в 1941 и в 1942 годах. Они били немцев и под Москвой, и под Воронежем, и во многих других местах. На груди большинства из них мерцали золотом ордена и нашивки в память о ранениях. Погоны их сверкали командирскими звездочками.
Только что кончилось большое ученье. Люди читали книги, играли в шахматы, напевали песни. Ученье показало: надо десять секунд для того, чтобы экипажи сели по машинам, и десять минут для того, чтобы вся эта грозная махина пришла в движение. В танках были уложены полные комплекты снарядов и патронов, установлены дополнительные бачки с горючим, и штаб танкистов уже знал, что по ту сторону фронта дорогами с юга движутся тысячи автомашин с немецким пушечным мясом. Значит, скоро бой…
Линия переднего края фронта пролегала неподалеку — за холмами, поросшими реденькими степными рощами. Прежде чем попасть к танкистам, мы проехали многие десятки километров и всюду видели то же самое: одна линия укреплений за другой, и всюду в блиндажах, окопах, оврагах, лесочках люди и машины, ожидающие приказа.
Немцы давно планировали наступление. Их танковые корпуса несколько раз выходили на исходные рубежи, и наша пехота уже слышала их трубный рев, но в самую последнюю минуту рука германского военачальника отдергивалась, словно обжегшись о карту, и снова воцарялась гнетущая тишина.
Мы сидели в блиндаже танкиста Александра Бурды, бывшего шахтера с Луганщины, и перебирали в памяти минувшие кампании, вспоминали знакомых друзей, с которыми сталкивала нас судьба на дорогах войны. Коренастый русый командир с узенькими щелками хитроватых глаз считал по пальцам машины, на борту которых ему довелось воевать: три танка сгорели под ним, шесть танков взорвались.
— А мы вот воюем и воюем, — говорит Бурда. — Мой башенный стрелок — помните его? — Стороженко, он ведь теперь танковой ротой командует, носит два ордена, и на счету только у него одного двадцать три немецких танка, не считая пушек и прочей дряни…
У Бурды тоже два ордена, но он не носит их, а бережет в коробочке, чтобы целей были. Войну он начал командиром танковой роты и об июле 1941 года вспоминает с дрожью в голосе, искренне признаваясь: «Страшновато было». Забыть ли тревожные ночи на маршах от города Станислав на восток, первые бои, когда наши легкие танки первых выпусков вспыхивали кострами под ударами немецких снарядов, когда еще не было достаточного опыта, когда треск немецких автоматов и дождь ракет по ночам еще производили сильное впечатление на психику молодых бойцов!
1200 километров прошли в июле 1941 года танки части, в которой служил Бурда, — тысячу двести километров! Танкисты шли с боями — немцам не удавалось их отрезать, уничтожить. Но ведь дорога-то лежала на восток!..
Второе лето было не похоже на первое.
— Помните Юдино? — спрашивал Бурда, лукаво щуря щелочки глаз.
Еще бы не помнить! Это было под Ливнами, ровно год назад — 5 июля 1942 года, когда гитлеровцы лезли к Воронежу. Бурда тогда командовал уже батальоном, и этот батальон держал один из ответственных участков фронта. Было жарко, очень жарко… На командном пункте образовалось уже много воронок. И вдруг один снаряд, срезав ветки, шлепнулся в трех метрах от нас… Нам повезло: снаряд не разорвался, и Бурда, подхватив его в подол гимнастерки, потащил в сторону.
В тот день ушли в бой и не вернулись пять танков с экипажами, которым не было цены: они воевали с первого дня войны, и на счету у каждого были десятки танков и орудий. Но гитлеровцы не прошли. Им пришлось зарыться в землю, и фронт замер на этом рубеже до зимы, когда немцев отбросили отсюда на многие и многие десятки километров.
И вот — третье лето. Танкисты прошли еще одну школу — школу зимних наступательных боев и теперь готовы к новым сражениям.
— Да, теперь не 194! год, — задумчиво говорил Бурда, в сотый раз разглядывая карту, на которой синими линиями было нанесено расположение немецких танковых дивизий. — Конечно, их много, и, конечно, за эти месяцы немцы успели стянуть сюда лучшую свою технику. Только на одном этом участке подтянуты к линии фронта танковый корпус СС генерал-лейтенанта Симона в составе небезызвестных вам дивизий «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», «Райх» и «Викинг», а также сорок восьмой танковый корпус, еще одна танковая дивизия, номер которой пока не установлен, и десять пехотных и одна механизированная дивизии — всего девятнадцать дивизий. Общая численность этой группировки — около тысячи пятисот танков, 2 500 орудий и минометов и более четверти миллиона солдат и офицеров.
— И все-таки это не 1941 год, — упрямо повторяет Бурда, тряхнув головой.
Мы вышли из блиндажа, прошлись по дорожке, аккуратно посыпанной песком и тщательно замаскированной свежими ветвями дубняка. Командиры подразделений, появляясь словно из-под земли, лихо рапортовали Бурде. При некотором напряжении зрения можно было разглядеть в двух-трех шагах силуэты укрытых зеленью мощных танков, щупающих воздух стволами орудий.
Вдруг послышался грозный нарастающий рев авиамоторов, и над лесом молнией мелькнули острокрылые истребители.
— «Лавочкин-пять», — сказал Бурда. — Ох, и дают же они жизни!.. Сегодня тут они сто десятого [3] сшибли. Только он сунулся, двое наших выскочили из засады — и будь здоров! Вон там сгорел…
Истребители мчались к переднему краю большими группами. Командиры танкистов провожали их пытливыми взорами: когда сразу устремляется в одном направлении столько истребителей — это неспроста. И действительно, уже через несколько минут с переднего края отчетливо донеслась канонада, загрохотали разрывы бомб. Гвардии майор Заскалько тихо сказал:
3
«Мессершмитт-110» — немецкий двухмоторный истребитель, обладавший мощным вооружением.