Укротитель
Шрифт:
Мальвина слабо кивнула вбок, и только тогда я заметил скорчившуюся в углу фигуру. Уж насколько я чувствовал себя истощённым, но от Насти остались буквально кожа да кости. Стиснув зубы я пополз к ней,
— Настя, проснись, — позвал я её. — Настя!
— Да-да, я сейчас, я уже. — Пробормотала она, начиная какое-то заклинание, буквально выдавливая собственную жизнь.
— Стой! Уже всё! — Я её потряс, пытаясь заставить открыть глаза, но она меня не слышала.
— Сейчас-сейчас, уже почти… — Я отвесил ей пару пощёчин — впервые в жизни. Глаза её наконец-то открылись, переполненные удивлением.
— Что?
— Всё! — Проскрипел я ей прямо в лицо. — Остановись наконец, у тебя получилось!
Мальвина и Фатима подползли к нам. Только теперь я заметил, что они выглядят не лучше Насти.
Они так и не рассказали мне, что и как именно они сделали, чтобы вытащить меня с того света. Всё, чего я от них добился, было ясно и так: это было долго и тяжело. Но это было позже, как и рассказ про покеболлы, а тогда… Запах. Слабый, но вполне различимый запах, который говорил мне «еда». По-прежнему ползком я добрался до нашей «кладовки» и вцепился зубами в тушку кролика — сырую и не очень свежую, но меня это нисколько не смутило. Я жадно сгрыз почти половину, прямо с костями, и только потом смог остановиться. Не выпуская тушку из зубов, как дикий зверь, я пополз обратно к пиджи.
— Еда. — Разодрав остатки на три куска, я протянул им пищу. — Ешьте!
Послушно и замедленно они начали жевать, а я пополз за добавкой. Когда я вернулся со второй тушкой — они уже всё съели и стали почти не похожи на зомби, какими выглядели двадцать минут назад. Эту я разделил на четыре части, и мы долго сидели, прижавшись друг к другу, переваривая — пищу и тот простой факт, что мы всё ещё живы и всё ещё вместе. Сколько мы так просидели — не знаю, по-моему, я пару раз засыпал и опять просыпался. Несколько раз Настя пыталась опять что-то колдовать, но я её каждый раз останавливал, а она, в очередной раз удивившись, засыпала. Пару раз колдовать порывалась Фатима, но её состояние было несколько лучше, и останавливалась она сама.
Наконец, через несколько часов, состояние неподъёмной глухой апатии оставило нас. Доев последние припасы — половину какой-то крупной птицы… может, даже и гарпии, размер подходил, но мне было всё равно — мы выползли из пещеры. На меня набросилась окружающая жизнь: игра света и тени на листьях, шорохи и запахи — всё так и кричало «добыча! ЕДА!» — я даже пошатнулся от такого напора, но тут же, прежде чем успел осознать собственные действия, выхватил из-за уха чешуйку и метнул в кусты. Лёгкий удар и короткий предсмертный писк прозвучали для меня триумфальным аккордом: «я буду жить. МЫ будем жить!».
С трудом поднявшись на ноги и доковыляв до кустов, я нашёл какого-то мелкого зверька, хищного, судя по зубам. Мы его съели прямо со шкурой, даже толком не выпотрошив.
— Сколько? — Голос более-менее пришёл в норму, хотя и звучал непривычно, не как раньше. — Сколько времени прошло?
— Двадцать два… Нет, уже двадцать три дня. — Фатима, хоть и выглядела не лучше остальных, отозвалась первой. — Мы… Очень долго… Настя… Но… Ты живой? — сбивчиво и путано начала она.
— Насколько я могу судить — да. — Говорить было трудно, очень раздражало, что голос звучал как чужой — не так, как я слышал его раньше, и не так, как в записи, а совсем по-другому. — Не знаю, что случилось, помню только, что голова очень болела, а потом отрубился.
— Они… Тебе… Голову… Оторвали… — Медленно, и как-то механически-отстранённо пояснила Настя. — Ты не умер… И я пыталась… Её обратно… А она никак… А ты не умер… И не приходил в себя… Я… Пыталась… Очень… — Эмоции наконец прорвали плотину отстранённости, и Настя разрыдалась, вцепившись в меня и уткнувшись носом в плечо. Мальвина, посмотрев на неё, медленно придвинулась, тоже прижалась и беззвучно заплакала. — А потом… На шее… Стало расти… А ты живой… А оно растёт… А потом — голова… А ты… Слабый совсем… И горячий-горячий… И истощение, я видела, магией… И я… И мы все… Мы очень старались… Но сил мало… Мы…
Я только крепче прижал их к себе, обеих… Реакция оказалась неожиданной: не переставая плакать, они обе прижались ко мне, бессовестно — и очень настойчиво! — приставая, тиская грудь — и мою, и свою… и не только грудь… Решительно направляя мои руки ниже и глубже… И Настя буквально по-звериному рыкнула на Мальвину, когда их руки встретились, требовательно лаская меня… Мальвина, тоже с рыком и явно неохотно, попятилась… Не дав ситуации обостриться, я шлёпнул обеих по попам, немедленно завладев их полным вниманием, затем решительно отодвинул Мальвину вбок, безжалостно тиская её обеими левыми руками и хвостом, а Настю потянул на себя. Это явно потребовало от неё значительных усилий — мы все четверо были очень истощены — но она с каким-то первобытным упрямством оседлала меня, практически упав, сопровождая каждое своё движение утробным рыком. Вскоре лес огласил уже рык победный, но она не остановилась, пока я не спихнул её сам — теперь уже потянув на себя Мальвину, а Насте оставив обе правых руки и «передав» хвост. Мальвина, уже «разогретая», «допрыгалась» гораздо быстрее, почти сразу же, и я опять поменял пиджи местами… И громко поддержал последовавший настин рык — отчётливо чувствуя, как дикая, первобытная ярость жизни начала сменяться чем-то более разумным и осознанным… На этот раз Настя сползла с меня сама, а Мальвину я «добил» одними руками — ни на что большее сил уже не оставалось… Но Фатима, про которую я почти забыл, просунула свою голову между моих коленей, совершенно естественным движением, как будто делала это много-много раз, прижалась лицом к животу и решительно потребовала свою долю «укрощения» — не так агрессивно, но столь же настойчиво, уверенно и решительно используя всё, что она успела узнать о моих предпочтениях и «слабостях»… И вскоре добилась своего — пусть меня и хватило очень не надолго.
— Настя, у тебя есть идеи? — Спросил я, когда мы отдышались и тёплый розовый туман перед глазами и в мыслях наконец-то рассеялся. — Или надо повторить?
— Повторить надо обязательно, но не сейчас. — Ответила вместо неё Мальвина. — Сейчас надо ещё что-нибудь съесть, а потом — поспать.
— Там! — Я ткнул пальцем, почувствовав какое-то движение метрах в тридцати — моё чувство пространства явно стало гораздо острее. Я ещё не успел договорить, как с руки Мальвины сорвалась молния, прожгла кусты и поразила цель — как будто я выпустил её сам. «Да» — кивнула она на мой невысказанный вопрос. «Мы все» — подтвердила Фатима, поднимаясь и направляясь к добыче. Жутковатое ощущение захватило меня полностью — если раньше у меня была только Половинка, то теперь она почти полностью исчезла, а на освободившееся место — грубо и жёстко его расширив — пришли все три мои пиджи — не полностью, всего лишь крохотный кусочек каждой, но я отчётливо чувствовал их… Как раньше Настю — только гораздо, гораздо более подробно — и Настю глубже всех. Я чувствовал спокойствие и стабильность Фатимы — благодаря гайверу её почти не коснулось одичание, ощущение было похоже на плавно разгоняющиеся турбины перед взлётом. Я чувствовал, как одичание, словно грязь под душем, стекает с Насти и Мальвины, как настин ум опять набирает привычную поразительную остроту, а в Мальвине бурлит её электрическая природа, как отточенные многими годами навыки заменяют и вытесняют примитивные инстинкты и рефлексы, снова превращая её в спокойного, уверенного и смертоносно эффективного бойца. И я знал, что они тоже чувствуют, как одичание смывает и с меня — с моей Половинки — оставляя чёткое и ясное осознание возможностей и ограничений, сильных и слабых сторон…
Несколько минут мы купались в этом странном единении, пока острота взаимоощущения не стала спадать — не уйдя совсем, но скрывшись с глаз, чтобы не отвлекать от насущных дел, затаившись, спрятавшись, выжидая востребованности.
Неожиданная, немножко безумная и совершенно точно нездоровая и извращённая мысль посетила меня, пока мы сосредоточенно доедали несчастного собрата моей предыдущей жертвы, видимо, привлечённого запахом крови и посчитавшего тридцать метров достаточно безопасной дистанцией.
— А где моя старая голова? — Всех троих от этих слов передёрнуло, наше единение принесло волну самых разных эмоций — страха и отчаяния, безнадёжности и надежды, упорства и терпения. — Ну, я понимаю, что это не очень приятная тема. — Чёрт, я прекрасно ЧУВСТВОВАЛ, насколько это плохая тема! — Но лучше бы нам разобраться в этом вопросе и закрыть его насовсем. — С этим они согласились.
Мгновенная вспышка — как будто тысячи солнечных зайчиков одновременно скакнули сразу во все стороны — и Фатима, снова тяжело поднявшись, направилась внутрь пещеры, а Настя стала объяснять.