Укротитель
Шрифт:
— Магия… Очень плохо тебя показывает. Я могу посмотреть на Мальвину, например, или Фатиму, и увидеть, что и как у неё внутри работает — в порядке или нет, более или менее. Чтобы увидеть тебя — смотреть мало, надо слушать, надо щупать, надо стараться. Это сложно… А потом, когда… мы стали… стало ещё сложнее… Не знаю, как нам удалось продержаться до конца… — чувствовалось, что они, все три, разделили какой-то очень неприятный, мрачный, тёмный секрет… и решили его похоронить. И даже наше единение, казалось, поддерживало это решение. — Не важно, я о другом. Наша связь… Я смогла настроиться так, чтобы передать тебе силу — есть ты не мог, первые пару недель, а потом уже было поздно. — Она отчётливо вздрогнула, в голове мелькнуло жуткое зрелище безголового тела — почти безголового. — В общем, основная масса нервной ткани у тебя в грудной клетке, где у всех спинной мозг. И большие нервные узлы возле каждого мало-мальски важного органа. И всё это очень тесно связано друг с другом… А в голове — лишь один из таких нервных узлов, даже не самый сложный…
Я не глядя взял свою голову из рук Фатимы… Ощущения были… Трудноописуемыми. За три недели голова практически мумифицировалась: видимо, результат сочетания лечебной магии, когда Настя пыталась прирастить её обратно, и двух недель без присмотра, когда стало ясно, что это не сработает. Мысленно содрогнувшись, я рассматривал бывшее своё лицо — даже почти узнаваемое с некоторых ракурсов… Вместо волос — оранжевые с зелёным, с монету размером, чешуйки, местами выщипанные, но всё равно очень многочисленные. Треугольные кошачьи уши-локаторы, сложенные из нескольких более крупных и более тёмных чешуек каждое — я отчётливо ощущал такие же у себя на голове и пошевелил ими, ловя звуки с разных направлений. Большие, очень большие глаза — запавшие, но судя по глазницам… Коротковатый и широкий нос, скорее кошачий, чем человеческий по пропорциям — но без характерных лепестков по краям. Широкий рот. С некоторым усилием оттянув челюсть — заметно длиннее человеческой, хотя в глаза это и не бросалось, я увидел белые, с голубоватым отливом, острые зубы — тоже кошачьи, с острыми клыками… Ощупал свои языком — да, очень похоже.
— Наверное, вам лучше отвернуться. — Сказал я, притушив единение. И, сам зажмурившись, ориентируясь только на сфокусированное чувство пространства, решительно стал очищать череп от мягких тканей, стараясь не думать о том, что я делаю, представляя мысленно, будто я очищаю персиковую косточку — очень большую косточку от очень вяленого персика. Желудок удалось удержать на месте почти исключительно благодаря тому, что там уже ничего не осталось, всё провалилось и переварилось…
Очищенный череп оказался заметно меньше человеческого — изрядный объём голове добавляла чешуйчатая «причёска». И кость, и чешуя, подтверждая слова Насти, сильно затрудняли работу моего чувства пространства, но очищенный череп я смог «прощупать» достаточно подробно. Очень развитая носоглотка — судя по моим ощущениям, обоняние у меня теперь не хуже, чем у собаки! Многочисленные и сложные полости возле ушных каналов — на глазок, смутно вспоминая когда-то виденную картинку из школьного учебника, слышимый диапазон должен был как минимум удвоиться. Странные углубления на черепе, возле крепления нижней челюсти. Щелчком включилось осознание — мои слюнные железы могут менять состав выделяемой слюны, вплоть до создания слабых веществ — усыпляющего, парализующего, возбуждающего действия… Или нейтрализующих. Мило, блин… Теперь целоваться придётся аккуратно… Собственно, та полость, где у людей находится мозг, теперь была в несколько раз меньше, и вместо характерной формы дыньки с вмятиной под носоглотку, больше напоминала гроздь из нескольких мятых теннисных мячиков… Обрубок шеи — заметно толще, чем я ожидал, нервный ствол, хоть и усох, но тоже довольно толстый… Основание черепа толстое и позвоночник крепится довольно надёжно… Судя по остаткам — и тщательно прощупав собственную шею — похоже, что задняя поверхность шеи, с крупными перекрывающимися чешуйками, образует что-то вроде экзоскелета…
Я осторожно выдохнул, отложив объект исследования в сторону. Досчитал до десяти, медленно, на пять счётов, вдохнул, опять досчитал до десяти и так же медленно выдохнул. Повторил. Потом ещё раз. Отпустило. Повращав головой (своей! новой! живой! бр-р-р!) и ещё раз тщательно продышавшись, я сгрёб всё в охапку — и череп, и ободранную шкуру, и понёс в сторону… Раз уж я такой извращенец — буду извращаться до конца. Дошёл до площадки, где оставил лежать трупы гарпий — часть кольев были сломаны, часть выдраны, но большинство осталось на месте, как и трупы, хотя судя по перьям и пятнам засохшей крови, гарпии очень старались до них добраться. С трудом протиснувшись между кольями, я подошёл к центральной фигуре инсталляции и с хрустом насадил свой череп, окончательно отчищенный по дороге, на кол, вбитый ей в пах, и отвернулся, больше не в силах сдерживать рвотные позывы.
— Я знаю, что мы все крайне истощены и ослаблены, но мы не останемся здесь ни на минуту! — Заявил я сразу по возвращении. — Будем двигаться очень осторожно, но не останавливаясь до самого вечера. Постараемся набрать как можно больше еды — любой, дичь, рыба, фрукты, корешки — всё, что можно съесть — и съедим это, только постепенно. На ночь остановимся только с закатом — я хочу уйти отсюда как можно дальше и как можно скорее. Дальше — по обстоятельствам.
Возражений не последовало.
Глава 10. Открытие
Двигаться было тяжело, каждый шаг давался с трудом, нас шатало и мотало, но мы не останавливались, пока не дошли до ручья, впадавшего в реку, по-прежнему служившую нам ориентиром. Опустив руки в воду и выдав несколько несильных разрядов, Мальвина обеспечила нас рыбой. На этот раз нам хватило сил и самообладания почистить и выпотрошить улов. Ещё несколько разрядов, пара осторожных, тщательно дозированных импульсов лазера — и у нас готова «рыба, жаренная на камнях, прямо с камнями»… Никто не жаловался.
Назвать нашу группу «инвалидной командой» было бы сильным преуменьшением, но с каждым привалом, с каждой порцией пищи, феноменально живучие творения безумного гения Сукебе (и моё тело тоже, пусть и «всего» на девять десятых) постепенно возвращались к норме. Из вещей у нас был только тот самый чемоданчик, отключённый, но с обоими покеболлами внутри — перед выходом я прогнал Фатиму и Мальвину через полный цикл лечения дважды, но их состояние это уже не улучшило. Загнать Настю в покеболл так и не удалось, несмотря на её истощение и полное согласие, впрочем, перелом уже сросся — на удивление правильно — и совершенно её не тревожил. По молчаливому соглашению, на мне экспериментов не проводили, хотя меня и не покидало чувство, что что-то тут нечисто. Паранойя, наверное.
Поев, немного отдохнув, вдоволь напившись и наконец-то как следует отмыв с себя грязь, мы повторили «рыбалку». Улов оказался несколько меньше, чем в первый раз, но нас это нисколько не расстроило. Пройдя немного вверх по ручью в поисках брода, мы «порыбачили» ещё раз, на этот раз уже в запас — фрукты и ягоды у нас не задерживались, мы съедали их сразу, как находили, да и попадались они не так часто, как хотелось бы.
Перебравшись через ручей и вернувшись обратно к реке, мы продолжили путь вниз по течению. Несмотря на первоначальный план двигаться до заката, остановились мы несколько раньше — наткнувшись на изрядно заросший холм из крупных валунов, между которыми нашёлся неглубокий грот. Пригнув и закрепив подручными средствами несколько веток, мы соорудили что-то похожее на шалаш, где и занялись самым важным на данный момент делом — прочисткой мозгов через… на самом деле — предусмотренным природой (и Сукебе) способом. Уже избавившись от основной тяжести одичалого состояния, мы никуда не спешили и берегли силы. Четыре руки, хвост и взаимная приязнь моих пиджи позволили вести процесс «приручения» («укрощение» тут звучит как перебор, всё было уже не настолько сурово) сразу во всех направлениях и одновременно. Единственный сложный, скорее просто спорный, момент заключался в крайней настойчивости Фатимы в её желании облизывать то, что, по моему глубокому убеждению, лучше было бы вообще не трогать, но каждый раз у меня не поворачивался язык её остановить — с таким выражением… «священнодействия», наверное, будет самым правильным словом… она это делала… И, конечно, это было приятно, чертовски приятно… И меня это уже даже не просто напрягало, а откровенно пугало…
Там же, в этой крохотной пещерке, Настя всё-таки набралась духу озвучить свои фантазии — которые всё равно чувствовались, просачивались через нашу связь. Получив вожделенное разрешение, она немедленно зафиксировала мои руки и ноги — но, почему-то, не хвост — по сторонам нашей импровизированной лежанки, пару раз едва не промахнувшись от с трудом сдерживаемого лихорадочного возбуждения. Привычно устроившись сверху, она не продержалась и полминуты, упав мне на грудь, и потом долго не могла придти в себя. Я же, пользуясь её практически полной беспомощностью и полубессознательным состоянием, бережно поменялся с ней ролями, и, дождавшись, когда она хоть как-то начнёт воспринимать окружающую действительность, устроил матч-реванш. В этот раз эффект оказался ещё сильнее, и Настя просто упала в обморок, вскоре перешедший в сон… Очень-очень приятный, судя по долетавшим до меня ощущениям.
Мальвина от экспериментов воздержалась в виду нехватки необходимого «оборудования», ограничившись длительным применением моих «виброладоней» именно так, как ей хотелось — тоже практически до полной отключки, а Фатиме сейчас просто не хватило бы сил поднять нас обоих в воздух… да и риск выдать наше положение полётом был совершенно неприемлем, учитывая наше печальное состояние.
Наутро, доев вчерашний улов и повторив «обязательную» программу (очень кратко и без экзотики), мы отправились дальше.