Укротители лимфоцитов и другие неофициальные лица

Павлова Елена

Бармен слегка удивился, но кофе налил и посмотрел на меня выжидающе. Тут подоспел Солнечный Л., бухнул на стойку свое многострадальное блюдо, все в каких-то клочках пыли и пятнах грязи, и выложил бармену напрямик, что мы разыскиваем коллегу, который иностранный доктор и который вроде бы пошел сюда ужинать, да вот потерялся.

– Эвэй, – повторял Л, размахивая руками. – Доктор маст гоу эвэй тудэй виз ас, бат хи из хиар энд диднт кам бэк. Андерстенд? Ту Рио, ту Рио! [17] – в тщетной попытке объяснить необъяснимое Л. стал корежить свой практически безупречный английский так, что даже я не совсем понимала, чего он хочет. Но упоминание Рио поставило все на свои места. И бармен, который, видимо, чистосердечно полагал, что владеет английским, воскликнул: “Ноу доктор ту Рио! [18] » Из дальнейшего объяснения

на ломаном английском, поддерживаемом жестикуляцией и словами из родственных португальскому языков, следовало, что не знают они никакого доктора, который собирался бы в Рио или приехал бы оттуда. Более того, они вообще никакого иностранного доктора тут никогда не видели. Но вот как раз сегодня тут прощается со всеми любимец клуба Певиньо, рыбак не из этих краев. И – надо же, совпадение – он тоже едет в Рио. И мог бы нас туда подбросить или там про доктора справки навести. В общем, все, что нам нужно, потому что это милейший человек и любимец публики. Как раз сейчас он угощает всех, кто не увлечен футболом, вон там, во втором зале заведения, кайпериньей за свой счет, и если мы туда пройдем, то нам немедленно принесут паэльи, чтобы не на голодный желудок беседы вести, и вообще всячески поспособствуют укреплению дружбы народов и поискам потерявшегося коллеги. Все вокруг улыбались и подталкивали Солнечного Л. в сторону второго зала.

17

Доктор должен сегодня отсюда уехать с нами, но он здесь и не вернулся! Понимаете? В Рио! В Рио!

18

Нет доктор в Рио!

– Ну что, ретируемся? – шепотом спросил Л., стягивая меня с табурета.

– Погоди, может, Доктор К. и правда где-нибудь во второй комнате?

Дело принимало скверный оборот: Доктор К., который, к слову, не говорит по-португальски, бесследно пропал, до автобуса час. В общем, мы ничего не теряли, просто для очистки совести заглянув в соседний зал. И мы туда заглянули, и глаза у нас таки полезли на лоб, потому что за единственным в небольшом зале столом восседал Доктор К., а вокруг него сидели, толпились, перемещались какие-то люди, и было понятно, что это прощальная вечеринка, и посвящена она не кому иному, как нашему Доктору К.

– Певиньо, – подтолкнул нас вперед бармен, указывая на Доктора К.

Мы протолкались к столику, сели рядом с Доктором К., и тут же неизвестно откуда взявшийся официант, широко улыбаясь, поставил перед нами с Л. по тарелке с паэльей и стал быстро объяснять что-то Доктору К., деликатно указывая на нас глазами.

Доктор К. кивал, потом ответил по-португальски. Нашим с Л. глазам лезть дальше лба было некуда.

– Доктор К., – начал Л., когда официант отошел, – мы тут за вами, автобус через час.

– Ого, – Доктор К. не слишком удивленно посмотрел на часы, – а время-то летит. Да, видимо, последняя моя кашаса в Бузиосе. Жаль, хороший городишко, и люди хорошие, – с этими словами он опрокинул в себя стоявшую перед ним кашасу и громко захрустел льдом (Доктор К. многих раздражает своей привычкой сначала выпить содержимое стакана, а потом грызть лед с таким звуком, с каким лошадь ест сахар).

– А можно спросить, почему вы не признавались, что знаете португальский? – встряла я.

– А я и не знаю, – невозмутимо сказал Доктор К.

– Но вот же, вы же только что и с официантом общались, и вообще за неделю стали душой компании, потому что не душе таких вечеринок не устраивают, – поддержал меня Солнечный Л.

– Саша, – Доктор К. смерил меня взглядом, в котором было пополам жалости и снисходительности, – ну ладно Л., но уж ты-то как человек, живущий в неродной стране, должна бы знать, что для культурного общения говорить на языке страны вовсе не обязательно.

– Но официант и все эти люди… – мы с Л. в который раз уже растерянно переглянулись.

Тут к нам подошел какой-то толстяк и, похлопывая Доктора К. по плечу, стал что-то говорить ему, размахивая стаканом с виски. Доктор К. отвечал, и, прислушиваясь сквозь шум и гам, царящий вокруг (кроме гула голосов из первого зала уже снова доносились и звуки футбольного матча, и музыка из реанимированного мьюзик-бокса), мы с Л. вдруг поняли, что Доктор К. говорит на обычном чешском языке. Но идеально имитирует интонации и мелодику португальского, время от времени вставляет всем известные обригадо, пор фавор и какие-то еще явно португальские слова, не забывая пришепетывать, как это свойственно португальскому языку. В итоге толстяк, судя по выражению лица и довольным кивкам, все понимал.

Я подняла с грохотом свалившееся со стола блюдо, а Л. от удивления

стал есть мою паэлью. Больше мы ни о чем не спрашивали, но Доктор К., сердечно распрощавшись с толстяком, не скрывая самодовольства, продолжал объяснять:

– Видите ли, поскольку у меня музыкальный слух, спасибо бабушке по материнской линии, – он с благодарной нежностью посмотрел на закопченный потолок, – уловить интонации было несложно, ну а фонетику чешского под португальский подстроить тоже невелика трудность – шипи себе, и все. Если добавлять английский, испанский и слова из твоего, Л., португальского разговорника, который ты, к стыду сказать, ни разу за всю поездку не открыл, – Доктор К бросил укоризненный взгляд на Л., – прокатывает на раз, тем более в таком шуме, как здесь. Ну вот, мы с ребятами тут пару раз футбол обсудили, потом в карты перекинулись, потом я на спор завязал канат, ну, тот, что над баром висит, хирургическим узлом так, что развязать никто до сих пор не может, ну вот они и думают, что я слегка картавый рыбак с севера и вообще отличный парень. Вы знаете, – заметил он, серьезнея, – у них же тут диалекты такие, что страшно сказать, даже я и то этих южан с побережья не очень понимаю, что уж говорить о настоящих северянах…

Мы молча переваривали паэлью и услышанное, а Доктор К. продолжал прощаться с местными на своем более чем странном пиджине, обещать передать приветы чьим-то родственникам в Рио и клясться, что вернется, обязательно вернется сюда пропустить по стаканчику, когда на севере закончится рыбный сезон.

– Только один вопрос, – сказал Л., когда мы вышли из бара и торопливо направились в сторону нашего отеля, – почему они звали вас Певиньо?

– Да не ПЕвиньо, а ПИвиньо. Уменьшительное от “пиво”, – помрачнел Доктор К. – Ошибка внедренца-новичка. Просто я, видите ли, в первый день заскучал по Праге. Ну и попытался пива заказать, не прибегая к английскому, надеялся, что все-таки слово интернациональное, меня даже в Японии понимали, когда я пива просил. – Доктор К. помолчал и раздраженно пнул попавшийся на дороге камень. – Ни фига. Они решили, что меня так зовут.

Дальнейшее наше путешествие проходило весело, но вполне обычно: мы вели себя как образцовые туристы, перемещавшиеся по Рио исключительно на автобусе и такси (надо сказать, что город удивительно не приспособлен для пеших прогулок, за исключением пляжной зоны), мы много и изумленно тыкали пальцами в разные стороны, дергая друг друга за рукав и приговаривая “смотрите, смотрите”, мы фотографировали, сбегали с конференции на пляж и в Королевскую библиотеку.

Мы построили с Солнечным Л. роскошный замок на песке Копакабаны, ухлопав на это полтора часа. Доктор К. давал советы и всячески нас подбадривал, мы даже заняли у соседствовавшей с нами малышни ведерко и лопатку – у вежливых бразильских детей не повернулся язык отказать трем странным иностранцам, которые сначала как сумасшедшие носились по пляжу, а потом с наслаждением таскали мокрый песок, подравнивали стены, насыпали башенки и ссорились по поводу того, что одна ракушка не подходит по цвету к другой. Построили, посмотрели, разбежались и прыгнули в самую середину. От замка не осталось и следа, его руины под смех и крики смыла волна. Малолетние владельцы занятых нами ведра и лопатки наблюдали за нашими эволюциями с недоумением и явным огорчением. Прелесть и гадость быть взрослым в том, что все превращается в аллегорию. Доктор К., тоже наблюдавший за нами, сказал:

– А вы умнеете, друзья.

– Жалко, правда? – сказал Солнечный Л., имея в виду вовсе не замок.

А потом мы сбежали на гору Корковадо – ту самую, с которой Христос-Искупитель, раскинув руки, смотрит на Рио. Кстати, эту статую возвели не по инициативе властей, а по просьбе горожан, которые не только попросили, но и денег собрали сколько надо, поставив условие: Иисуса должно быть видно из любой точки города.

Страждущих посмотреть на статую вблизи привозят к ней на трамвайчике. Он медленно всползает по очень крутому склону горы, которая, находясь буквально в центре города, представляет собой изрядный кусок практически не тронутых человеком джунглей, медленно выдавливающих и изгоняющих немногочисленных смельчаков, отваживающихся жить под сенью высоченных деревьев со столь густыми кронами, что даже в солнечный день свет почти не проникает в окна. Очень странно видеть скелеты двух-трехэтажных домов, оставленных обитателями (временами, кстати, весьма и весьма красивых), оплетаемые и поглощаемые зеленым буйством тропической растительности. К джунглям прилагаются виды города с изрядной высоты и веселые музыканты, развлекающие пассажиров зажигательными бразильскими мотивами по дороге туда и обратно, да так, что ноги не выдерживают и сами пускаются в пляс. Ну ладно когда с сидения вдруг срывается хрупкая французская нимфетка и начинает в проходе выписывать самбаподобные кульбиты, но когда то же самое проделывает большая американская семья в полном составе… В общем, нелегко пришлось нашему поскрипывавшему и колыхавшемуся в разные стороны транспортному средству. Но прибыли мы без потерь.