Улав, сын Аудуна из Хествикена

Унсет Сигрид

Ингунн была самой старшей из детей Стейнфинна и Ингебьерг. Маленькой она казалась чудо какой красавицей. Но ныне люди считали, что она и вполовину не так хороша собой, как ее сестра. Шибко разумна и остра на язык Ингунн тоже не была, а была ни лучше, ни хуже других детей. Но люди по-своему любили Ингунн не меньше, чем ее младшую тихую и пригожую сестру. Дружинники Стейнфинна с каким-то почтением взирали на Туру, но им больше нравилось, когда с ними в большой горнице находилась Ингунн.

Ни во Фреттастейне, ни в ближних поместьях и на хуторах не было маленьких девочек, ее сверстниц. Так что Ингунн приходилось водиться с мальчиками. Она не отставала от них во всех играх и затеях, во всех состязаниях: вместе с ними метала копье и камни, стреляла из лука в цель, играла в лапту, ставила силки в лесу и ловила рыбу в лесном озерце. Но делала она все это несмело, без души, вяло и неловко, готовая в любую минуту все бросить и зареветь, когда мальчишки, бывало, разбушуются или дурно обойдутся с нею во время игры. И все же они мирились с тем, что она повсюду за ними таскалась. Прежде всего она была дочерью Стейнфинна, а, кроме того, Улав, сын Аудуна, желал, чтобы она играла с ними. Улав-то как раз и был заводилой во всех их играх.

Улава, сына Аудуна, любили в усадьбе все – от мала до велика; однако же никому бы

в голову не пришло назвать его послушным ребенком. Казалось, этот мальчик никого к себе близко не подпускает, хотя всегда приветлив со всеми; скорее можно было сказать, что он словно витает в облаках, немногословный, по-своему добродушный и услужливый. Он был красив, хотя до того светлокожий и светловолосый, что походил на королька [ 19 ]; но глаза его не боялись света, а спина не сутулилась, как бывает у таких людей. Зеленовато-синие, хотя и блеклые, глаза Улава открыто смотрели на мир, а голова прямо сидела на стройной, крепкой молочно-белой шее. Кажется, ни солнце, ни ветер не могли обжечь его кожу – на диво упругую, ровную и белую; только летом на его низко посаженном, широком переносье высыпало несколько мелких веснушек. Удивительная бледность Улава была причиной того, что уже в детские годы лицо его казалось чуть холодноватым и неподвижным. Голова его была округлая, а черты лица – правильные. Широко расставленные глаза – большие и красивого разреза, а брови и ресницы такие светлые, что напоминали золотистый солнечный зайчик. Нос был широкий и прямой, но чуть коротковатый, рот – скорее большой, губы же так красиво изогнуты и тверды, что его можно было бы назвать Улавом Прекрасноустым, не будь они столь бледны. Зато волосы были на редкость прекрасны – светлые, они больше отливали серебром, чем золотом; густые, мягкие как шелк и чуть волнистые. Он стригся в кружок, так что волосы закрывали широкий белый лоб, а на шее, пониже затылка, меж двумя резко обозначившимися мышцами виднелась впадинка. Не очень рослый для своих лет, Улав был на вид крупнее, чем на самом деле: ладно скроен, крепок в кости и мускулист, с необычайно маленькими руками и ногами, которые казались очень сильными, потому что запястья и лодыжки были округлыми и крепкими. Он и впрямь был силен и ловок; одерживал верх во всякого рода состязаниях, искусно владел любым оружием, хотя никто его толком не пестовал и не наставлял в ловкости, умении и сноровке. При том, как обстояли дела во Фреттастейне в то время, как он подрастал, Улаву пришлось заботиться о себе самому. Стейнфинн, суливший заменить ему отца, когда брал мальчика к себе, ничего не делал, дабы обучить его тому, что надлежало знать юному отпрыску знатного рода, наследнику изрядного состояния, нареченному Ингунн, дочери Стейнфинна.

19

Королек – народное название альбиноса (чаще животного).

Вот как случилось, что Стейнфинн, сын Туре, стал приемным отцом Улава. Однажды летом [ 20 ], когда Стейнфинн еще пребывал в счастье и благоденствии, ему надобно было ехать на тинг [ 21 ] в Эйдсиве. Он отправился туда в сопровождении друзей и родичей; с ним были жена и дочь Ингунн, которой в ту пору минуло шесть лет. Родители без памяти любили свою прекрасную дочурку и всюду возили ее с собой.

Здесь, на тинге, встретил Стейнфинн одного человека – Аудуна, сына Инголфа, из Хествикена. Аудун и Стейнфинн спали рядом, когда служили в королевской дружине, и крепко подружились в ту пору, хотя Аудун был старше и совсем иного нрава, нежели Стейнфинн. В те времена Стейнфинн, веселый и болтливый, охотнее всего говорил о самом себе, меж тем как молчун Аудун никогда не упоминал про свои дела.

20

Однажды летом… – Началом лета в Норвегии считалось 14 апреля, началом зимы – 14 октября.

21

Тинг – народное собрание, вече. Тинги бывали местные и областные.

Весной того самого года [ 22 ], когда король Хокон отплыл воевать Шотландию, Аудун женился. Он взял в жены датчанку Сесилию, дочь Бьерна, подругу детства королевы Ингебьерг, которая вместе с ней воспитывалась в Риндском монастыре. Когда епископ из Осло захватил невесту юного короля Магнуса и увез к нему в Норвегию, ибо датский король [ 23 ] нарушил уговор и отказался добровольно послать туда свою родственницу, Сесилия поехала вместе с ней. Поначалу молодая королева изъявляла желание, чтобы девица эта навсегда осталась при ней в подругах, но год спустя фру Ингебьерг, по, всей видимости, передумала и стала всячески усердствовать, дабы поскорее выдать замуж Сесилию. Кое-кто поговаривал, будто так получилось потому, что сам король Магнус частенько любил беседовать с датской девицей, а супруге его это пришлось не по вкусу; другие толковали, будто Сесилия приглянулась юному Алфу [ 24 ], сыну Эрлинга из Турнберга, но его отец лендерман [ 25 ] Эрлинг, сын Алфа, не дозволил сыну жениться на иноземке, у коей не было ни угодий, ни знатных родичей в Норвегии. Юный Алф, человек буйного нрава, имел обыкновение добиваться своего, а он пылко любил Сесилию. Тогда-то королева и надумала выдать девушку замуж на сторону, дабы ее не постигла беда.

22

Весной того самого года… – Речь идет о 1263 годе.

23

Датский король – король Эрик Клиппинг (по-датски: «стриженая овечья шкура»; 1259-1286) – сын Кристофера I, племянник короля Эрика Плужный Грош, двоюродный брат норвежской королевы Ингебьерг. Пал жертвой заговора.

24

Алф, сын Эрлинга из Турнберга – лицо историческое, племянник ярла Скуле, сына Борда; умер в 1290 году.

25

Лендерман – земельный магнат, служилый человек короля.

Как ни судили, ни рядили, а сама девица была благонравна и хороша собой, и когда Аудун, поначалу не выказывавший желания жениться, потолковал с Сесилией два или три раза, он стал всячески добиваться взять ее в жены. Их свадьбу сыграли на королевском дворе в Бьергвине; король Хокон Старый дал за невестой приданое. Аудун повез молодую в Хествикен. А там она была надежно укрыта как от короля Магнуса, так и от Алфа, сына Эрлинга.

Летом Аудун со своим кораблем присоединился к королю Хокону в Хердлувоге и сопровождал его в походе на запад [ 26 ]. А когда король пред самым рождеством отдал богу душу на Оркнейских островах – то было зимой 1263 года, – Аудун вел корабль, который привез весть, о смерти короля в Норвегию. Затем Аудун отправился далее на восток, в свою усадьбу. Летом он снова вернулся в дружину короля Магнуса. В то время жена его уже умерла от родов, произведя на свет сына. Аудун стал еще неразговорчивей, чем прежде, но Стейнфинну кое-что порассказал о своих делах. В Хествикене жил его дед, старый и немного своеобычный. Ему пришлось не по нраву, что внук взял в жены безродную иноземку. Кроме того, в усадьбе находился еще старый слабоумный дядя Аудуна. Большую часть времени в Хествикене Сесилия оставалась одна с этими двумя стариками. «Боюсь, не прижилась она там, на востоке», – сказал Аудун.

26

…в походе на запад… – Имеется в виду поход в Шотландию.

Дабы почтить прадеда, Сесилия, по обычаю данов, назвала ребенка в его честь, но Улав, сын Улава, страшно из-за этого разгневался. «В Норвегии никого не называют в честь живого человека, разве что желают ему смерти», – сказал он. Аудун был единственным наследником обоих стариков, но дал понять Стейнфинну, что в ближайшее время не собирается возвращаться домой в Хествикен; он, мол, думает остаться в Бьергвине, на службе у короля Магнуса.

А вскоре Стейнфинн похитил Ингебьерг, дочь Йона, и после этого ничего не слыхал про Аудуна, сына Инголфа, покамест не повстречался с ним на тинге. Аудун вел за руку семилетнего мальчика и расспрашивал у встречных про каких-то людей из Сулейара, с которыми сговорился здесь свидеться. Аудун казался вовсе больным. Рослый, очень стройный и поджарый, с узким лицом, острым орлиным носом, бледной кожей и белесыми волосами, он теперь сгорбился и стал тощий, как скелет; на его землисто-сером лице выделялись синие губы. Но сын Аудуна был красивый и крепкий мальчик, широкоплечий и ладный, такой же белокурый, как отец, хотя вообще-то не очень походил на него.

Стейнфинн бурно и радостно приветствовал друга, но очень опечалился, увидев, что Аудун вовсе занедужил. Стейнфинн и слышать не хотел о том, чтобы разлучиться с Аудуном, и тот вынужден был отправиться вместе с ним в усадьбу, где на время тинга остановился Стейнфинн со всеми спутниками. По дороге Аудун рассказал: люди, с которыми он должен был встретиться – внучатые племянники его деда. «А более близких родичей у меня нет; они станут опекать Улава, когда я помру». Оба старика в Хествикене были еще живы, но совсем одряхлели, а его самого одолела хворь – нутро болит; ни есть, ни пить он не может, так что долго не протянет, разве что несколько недель. Все эти годы, вплоть до самого рождества, он служил у короля Магнуса, а после отправился домой в Хествикен, потому как очень уж занедужил. После смерти жены он заглядывал туда один раз, не более, и сына своего узнал ближе только нынешней зимой. Но будущее ребенка тяжким бременем лежит у него на душе, а тут еще эти родичи из Сулейара не явились! Поехать же к ним ему невмоготу… У него поднимаются такие боли, когда он ездит верхом… А ныне, почитай, предпоследний день тинга. «Святые отцы с острова Хуведей охотно бы взяли его к себе… но коли мальчик пожелает остаться там и постричься в монахи, когда подрастет, вместе с ним угаснет наш род».

Когда Ингебьерг увидела красивого ребенка, который вскоре останется круглым сиротой, она захотела поцеловать мальчика. Но Улав вырвался из ее объятий и прижался к отцу, неприязненно и удивленно глядя большими синими глазами на незнакомую госпожу.

– Неужто тебе не хочется поцеловать мою жену, Улав? – спросил Стейнфинн и громко расхохотался.

– Нет, – ответил отрок, – потому что Аслауг целуется с Коллом.

Аудун смущенно улыбнулся и сказал, что речь идет о стариках, служивших в Хествикене. Взрослые долго смеялись, а Улав зарделся и опустил глаза. Отец попенял ему и велел учтиво, как подобает, поздороваться с Ингебьерг. Улаву пришлось подойти к ней и позволить себя поцеловать. Когда же маленькая Ингунн, которая вышла к гостям, сказала: она, мол, тоже хочет поцеловать мальчика, Улав послушно подошел к ней и наклонил голову, чтобы девочка могла дотянуться губами до его лица. Но стоял он, побагровев от стыда, с глазами полными слез. Мужчины засмеялись и стали подшучивать, что, мол, Улав не очень дорожит благосклонностью прекрасных дам.

Уже вечером, когда хозяева и гости отужинали и, сидя за столом, потягивали хмельное, Улав вроде бы оттаял. Ингунн бегала меж скамей и, завидев свободное местечко, кидалась туда и влезала на скамью. Посидев немного, болтая ножками, она снова соскальзывала на пол, бежала и опять взбиралась на скамью уже в новом месте. Взрослые смеялись над ее проделками, подзывали к себе и пытались поймать; девочка совсем расшалилась. И тогда Улав, как видно, принял твердое решение; он поднялся со своего места рядом с отцом, поправил новый пояс с висевшим на нем ножом, пересек горницу, подошел к Ингунн и сел рядом с ней. Когда же она спрыгнула на пол и побежала к другой скамье, мальчик нерешительно последовал за ней и снова уселся возле девочки. Так дети то и дело переходили с места на место и играли – Ингунн носилась по горнице, смеясь и визжа, а Улав чинно и серьезно следовал за ней. Время от времени он бросал взгляд на отца, и слабая улыбка озаряла его красивое, но хмурое мальчишеское лицо.

Дети уже сидели и клевали носом в углу, когда к ним подошли Стейнфинн с Аудуном, спустили их на пол и подвели к очагу. Захмелевшие гости окружили детей. Да и сам Стейнфинн нетвердо держался на ногах, когда взял руку дочери и положил ее на ладонь Улава. Потом Стейнфинн и Аудун скрепили договор о помолвке детей рукобитьем. Аудун дал Улаву золотой перстень и помог сыну надеть его на маленький пальчик Ингунн; затем он приподнял руку девочки, чтобы все могли видеть тяжелый перстень, болтавшийся у нее на пальце. Ингебьерг, дочь Йона, да и другие женщины смеялись и плакали от умиления: более прекрасного зрелища, чем эти маленькие жених и невеста, вряд ли кому доводилось видеть.