Улей 2
Шрифт:
— Друзья, — выдерживает паузу. — Хочу сделать на этом обращении акцент, потому что в этом зале собрались только самые близкие для меня люди. Большинство из вас я знаю еще со школы, — салютует бокалом в сторону Исаева, Приходько и Круглова. — Мы гуляли друг у друга на свадьбах, крестили вместе детей, встречали не один новый год, бок о бок прошли множество испытаний. Наша дружба выдержала время. Не покривив душой, скажу вам — спасибо! Пусть новый год избавит нас от проблем, которые остались с прошлого года. Подарит новый старт, новые вершины и только положительные впечатления. Я уверен, впереди
Звон бокалов, короткие пожелания, идущие на волне общего позитива.
— Только о смерти Маслова никто даже не вспомнил… Земля пухом, Антон, — прорезается недовольный женский голос.
Но его тут же осаждает тихий мужской, с нажимом.
— Молчи, Наташа. Не время. О нем сказали на похоронах. Не положено сейчас о грустном.
Уткнувшись взглядом в тарелку, женщина нервно вертит тонкую ножку бокала и глотает тихие слезы. Подавив обиду, стеклянными глазами обводит веселящуюся толпу. С ненавистью впивается взглядом в лицо мэра. Он совершает несколько глотков шампанского и вдруг, уронив бокал, медленно съезжает мимо стула на пол. Вначале Наталье кажется, что она выдает желаемое за действительное, настолько сильно ее подкосило горе. Но секунды бегут, а Толстой не меняет неестественного положения тела. Павел Исаев бросается к нему, прежде чем звенящую тишину разрывает перепуганный крик первой леди. Но глаза Игоря Анатольевича закатываются, пока рот странно хватает воздух. Тело несколько раз дергается и затихает…
— Кто-нибудь! Вызовите скорую!
Глава 43
Титов перехватывает несущуюся на всех парах Софию, поднимая ее на руки.
— Адам, Адам… Давай не будем ложиться спать! Дождемся Деда Мороза! Я хочу подергать его за бороду.
— Немедленно в постель, Софи, — зевая, требует идущая следом Диана.
Девочка недовольно возмущается.
— Ну почему это? Новый год все-таки!
— Иначе никаких подарков не будет. Дед Мороз не захочет, чтобы его увидели.
— Только если меня Адам уложит, — неохотно сдается.
— Не вопрос, малыха, — подхватывает Титов, унося сестру в гостевую комнату.
— Ты расскажешь мне, если увидишь, как Дед Мороз пролазит через дымоход? — доносится до Евы звонкий голосок девочки.
— Обязательно.
— Попроси у него побольше конфет. Шоколадных!
— Никакого шоколада, Со, — видимо, заметив недовольный взгляд дочери, Диана смещает позиции. — Ладно, но исключительно в рамках праздника.
Еве не хочется уходить в свою спальню. Но иного выбора не предвидится. Проводив Марину Станиславовну с Германом и пожелав друг другу спокойной ночи, Титовы разбредаются по комнатам.
Ощущая неясное волнение, Ева смывает косметику, переодевается в пижаму и, забравшись в постель с телефоном, отправляет Захарченко сделанные во время ужина фотографии. Некоторое время они посредством sms обсуждают забавные кадры и, в конечном итоге, прощаются, договорившись встретиться утром.
Титов входит без стука. Ева наблюдает за его приближением, все еще находясь в стадии принятия того факта, что
На Титове надеты только спортивные брюки, и никакое смущение не способно удержать Еву от того, чтобы разглядывать его. Татуировки и надписи, которые покрывают его кожу, не кажутся ей общедоступными. Но Адам выставляет их напоказ, не заботясь о том, что кого-то они способны шокировать.
Кроме того, Еву волнует взгляд Титова. Он смотрит на нее так, словно она самое интересное и самое лучшее, что он видел. При этом Адам, очевидно, все еще считает ее недосягаемой, потому как только его взгляд не имеет фильтров и барьеров. Он горит невысказанным соблазном и голодом.
Радостное возбуждение и безумное предвкушение стягивают желудок Евы в тугой подрагивающий узел. Но она улыбается, мало заботясь о том, что Адам заметит ее смущение.
Усевшись рядом, Титов протягивает ей небольшую квадратную коробку в малиновой упаковке.
— Я не в курсе, что ты не любишь розовый, — тихо говорит. Он-то всегда думает о ее губах малинового цвета. — Нужно было узнать у Рапунцель.
— Это же просто обертка. Кроме того, как я уже сказала раньше, сейчас не думаю, что розовый цвет раздражающий.
Хотя теперь она помнит, как не единожды говорила подобное Захаре.
Приступив к распаковке, поражается тому, сколько усилий требуется, чтобы отделить от розовой бумаги огромный серебристый бант.
— Девушка в отделе упаковки слегка перестаралась, — хмуро замечает Адам.
Прикусив нижнюю губу, Ева нетерпеливо улыбается и, наконец, срывает бумагу.
— Хорошо, что я твой подарок не стала упаковывать.
Брови Титова приподнимаются. Но он не собирается что-либо ей отвечать. Напряженно следит за реакцией Евы.
Адам уверен, что у Исаевой за восемнадцать лет было множество драгоценных украшений. Поэтому, выбирая для нее подарок, ориентировался не на стоимость и сочетание металлов. Выбрал обыкновенный браслет, плетенный из белого золота, и семь крошечных подвесок к нему. Буквы «Е» и «Т», яблоко, сердце, морской якорь, крылья и крестик.
Глаза девушки загораются неподдельным восторгом, и для Титова это значит намного больше, чем «спасибо», которое она произносит привычно прохладным тоном.
Подарок, который Ева приготовила для него, действительно не упакован. Она достает прямо из тумбочки толстый серебряный жгут с внушительным распятием и вручает ему.
— Я вспомнила, что у тебя, — нервно заправляет за ухо волосы. — У тебя был кожаный шнурок с металлическим жетоном. Он остался у меня, — не уточняет того, что помнит и то, как сорвала подвеску у Титова с шеи. — Я подумала, будет неплохо, если у тебя появится что-то от меня.
Он молча разглядывает тяжёлое плетение, и Ева начинает волноваться, думая о том, что, возможно, ее подарок кажется слишком религиозным. Она же даже не знает, как Адам относится к религии. Он запросто может быть атеистом.