Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени
Шрифт:
Матьяш Ракоши, изгнанный из Венгрии официально в начале шестидесятых годов, а фактически намного раньше, больше туда вернуться не смог и умер в качестве политического эмигранта 5 февраля 1971 года, по моим сведениям, в городе Краснодаре.
ИХ СИЯТЕЛЬСТВО ЮНЫЙ ГРАФ
Венгры считают себя лучшими шоферами в мире. И, надо сказать, многие из них за рулем машины в самом деле демонстрируют высший класс автопилотажа. Развить в считанные секунды высокую скорость, на нескольких метрах затормозить с душераздирающим визгом, обогнать машину на крутом повороте, с миллиметровой точностью прижав ее к обочине, — все это лихо проделывают не только водители с многолетним стажем, но и новички с еще не просохшими чернилами на только что обретенных водительских удостоверениях.
Но... Все это касается только вождения. Малейшая поломка, даже пустяковая техническая неисправность, устранить которую можно с помощью одной отвертки или просто куска проволоки, ставит таких лихачей в тупик. Они горестно застывают возле умолкшей машины и часами ждут, когда судьба смилостивится над ними, послав в помощь человека, не боящегося хотя бы заглянуть под капот.
Так что я лично лучшими шоферами в мире венгров не назвал бы. Шофер, по моему разумению, это не тот, который только исправно крутит баранку. Он должен еще и уметь сдвинуть с места механическую упрямицу, если, конечно, та не переломала себе ноги или, безропотно подчиняясь капризам хозяина, надорвала в конце концов свое механическое сердце.
А вот наши шофера именно такие. Вынужденная остановка в пути — и тотчас же взлетает освобожденный рывком пальца капот. Две-три минуты на изучение причин — и из багажника извлекаются нужные инструменты. Еще с десяток минут — и неисправность устранена. Машина взвывает, получив «по газам», и шофер без промедления продолжает путь.
А случись что-нибудь серьезное, бедолагу на тросе дотянут до места стоянки, и уж там шофер-профессионал возьмется за нее по-серьезному. Что-то исправит, что-то заменит — и авто опять готово в бега.
У венгров же существует четкое и строгое разделение труда. Вот этот господин в чистом костюмчике, щегольских туфельках и шляпе — водитель. Он только водит машину. Ему даже запрещено заглядывать под капот.
А вот этот, в рабочем комбинезоне, измазанном мазутом берете и заляпанных кедах — механик. Его дело — заставить умолкший мотор заработать снова, сменить спустивший баллон, убрать вмятину на кузове, заделать царапину. А водить ни один уважающий себя владелец машины его не допустит. Водить должны другие. Он не водитель, он механик.
Так что шоферов в нашем понимании у венгров нет. По крайней мере, не было в те годы, о которых идет речь. Есть водители и есть механики. Белая косточка и черная кость. Между ними такая же разница, как между жокеями и конюхами.
Когда демобилизация из Красной Армии после войны достигла своего апогея, из гаража отделения в Будапеште по улице Королевы Вильгельмины стали отправляться домой один за другим все наши лучшие шоферы-фронтовики. Машины оставались без хозяев. Ездить становилось не на чем.
Зам. начальника отделения по работе среди венгерского населения майор Афанасьев отправился к подполковнику Гуркину:
— Что делать? — в голосе его звучало отчаяние.
— Выходить из положения, — дал Гуркин дельный совет.
— А как, товарищ подполковник? Четыре легковых и две грузовушки уже стоят без ездоков.
— Нанимайте венгров.
— На какие шиши?
— На продукты. За муку, мясо, масло и прочие съедобные вещи... Мне ли вас учить, товарищ майор?
— Да и шоферы они тоже!.. — Афанасьев, скривившись, безнадежно махнул рукой. — На работу в белых рубашечках ходят.
— У вас есть на примете получше?..
Словом, через несколько дней в нашем хозяйственном дворе появилось несколько шоферов в штатских костюмах.
А еще через неделю наши молоденькие красноармейцы-шоферы (старых уже почти всех демобилизовали), ругаясь по-русски громко и отчаянно, копались в кишках чужих машин, устраняя чужие. большей частью ерундовые, неисправности.
А новички-венгры, посиживая в тенечке и покуривая стреляные у своих же русских коллег сигареты, трепали языками в ожидании, когда им выведут на линию исправных бегунов.
Больше всех донимал наших ребят трепливый молодой водитель по имени Фери, научившийся нескольким русским фразам и любивший давать «под руку» советы нашим неутомимым трудягам, тянувшим двойную тягу — за себя и за «того парня».
— Нэ это! Это!
— Пошел к чертям, Фери!
— Что есть «к чертям»? — удивлялся Фери.
— Ну к этим, с хвостами и рогами.
— Нэ это нада крутить, я говорью! Вот тот маленький... как это?.. гвоздик.
— Пошел ты... — и посылали его еще подальше.
В один прекрасный день Фери отправили в командировку на новеньком «опель-кадете». А через два часа он вернулся на хозяйственный двор со странно вихляющим левым передним колесом.
— Вот... На горе Янош подохла... А запаска — нет запаска! Тогда я вытаскивал из ее живота резина, набил шина зелоная кукорица с поля и доехал до здесь. А?
Он был явно горд своей находчивостью и ожидал похвалы. А ребята, скребя затылки, горестно смотрели на окончательно загубленную, жеваную-пережеванную еще совсем новенькую шину. Не было в нашем хозяйстве ничего более дефицитного, чем покрышка. Их латали да подлатывали по много раз. Ну а с этой, расшматованной жесткими стеблями кукурузы, разве что-нибудь сделаешь?
— Эх, Фери, Фери...
Примчался майор Афанасьев, у которого был поразительный нюх на неполадки в хозяйстве.
Постоял, покачал головой, крепко сжав губы. Потом сказал:
— Фери, где твои золотые часы?
— Вот! — Фери поднял руку с часами, которыми он хвастался без конца.
— Дай сюда... Нет, сними с руки, подай мне... Давай, давай, не стесняйся! Фери забеспокоился:
— Зачем это?
— Давай, я говорю.
Ослушаться Фери не осмелился.
— Ой, ой, осторожно! Не уроняйте. Часы нет противударный систем!