Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени
Шрифт:
Чемоданчик, постоянный спутник в поездках, на который я раньше не обращал никакого внимания, бесцеремонно зашвыривая в ящик стола в гостинице или даже под кровать, теперь беспокоил меня все больше и больше. А если в купе сядет попутчик или, еще хуже, двое? А если я засну, укачиваемый перестуком рельсов и равномерным поскрипыванием вагона?
Но все обошлось. В Хедьешхаломе я даже успел перекусить в столовой, наяривая ярко-красный гуляш, острый, будто в него сыпанули мелкое битое стекло. Одной рукой. Другая мертвой хваткой держала рукоятку драгоценного чемоданчика.
Когда подошел скорый, я забрался на верхнюю полку в середине вагона, прижал чемоданчик пружинистым подлокотником и чутко продремал три часа до самой Вены.
По дороге в редакцию забежал на минутку домой. Зои, конечно, не было. Ее, бедную, задавили бесконечными перепечатками в Контрольной комиссии, Уходила утром раньше меня, а возвращалась лишь к ночи, Толя после дневного сна таскал за собой домработницу где-нибудь поблизости. Скорее всего, по аллеям городского парка, где ему ужасно нравился памятник Иоганну Штраусу,
Порылся в бумагах, обнаружил свою «утерянную» чековую книжку, сунул в чемодан, одновременно выложив из него на видное место у входной двери шикарный легковой автомобиль, и помчался в редакцию. Было четыре часа, самый разгар работы над завтрашним номером.
Из лифта прямиком к Лазаку. Нарочито небрежно бросил чемоданчик на письменный стол, щелкнул обеими застежками замков.
— Принимайте, товарищ полковник!
— Что именно? — Лазак настороженно приглядывался к газете, которой были укрыты пачки.
— Так, мелочишко на молочишко. Два миллиона четыреста тысяч шиллингов. Сгодятся в хозяйстве?
— Еще спрашивает! — обрадовался Лазак. — Люся! — оглушительно крикнул он. — Батракова ко мне, бегом!.. Как тебе удалось, старшой?
— Да вот так! Не смог мне отказать товарищ Ракоши, учитывая наши сердечные с ним отношения.
— Ты у него самого был? — заахал Лазак. — Ну, молодец, ну, герой! А мы тут каждый грош считаем. Жесточайший режим экономии!
Вбежал встревоженный начфин редакции старший лейтенант интендантской службы Батраков, пожилой угрюмый финансист с тонкими кривоватыми ногами, будто навечно упакованными в перешитые для него трофейные яловые немецкие сапоги. Своей скрупулезностью и придирчивостью он доводил сотрудников редакции до белого каления.
— Звали, товарищ полковник?
— Гляди! — Лазак перевернул чемоданчик, шумно высыпал на стол горку пачек с шиллингами. — Два миллиона четыреста тысяч! Ликуй, начфин!
Но Батраков не ликовал, даже, по-моему, испугался изрядно:
— От-откуда?
— Да вот Венгрия долг за книги вернула. Старший лейтенант привез.
— Как привез? — все еще не мог прийти в себя Батраков.
— Ну, как привозят? В данном случае поездом, разумеется. Это ты из Бадена на машине возишь, благодаря доброй душе своего редактора.
— Без конвоя сопровождения? — у Батракова округлились глаза. — Да небось еще без надлежащего оформления?
— Что еще тебе там за оформление, бумажная душа! Сам ведь знаешь, какой был договор! Словом, принимай деньги, запихивай в несгораемый свой сейф, а старшему лейтенанту выдай расписку на всю сумму. И завтра же начинай выплату по долгам. Только не сразу — по частям. Завтра за бумагу, дня через два — за печать, ну и так далее.
Но Батраков замахал руками:
— Ничего я не приму! Незаконно это! Вчера вы меня за зарплатой в штаб отправляли. Два автоматчика сопровождения, закрытая машина. А денег всего сколько? Зарплата и прочие выплаты — не менее чем двадцать тысяч. А здесь — два с половиной миллиона! Мамочки! Меня же посадят! Нет, не приму! Не приму!
— Примешь, куда денешься! — нажимал Лазак. — Я сейчас приказ напишу, по всей форме, с печатью. Примешь!
— Не приму!.. Небось и бумаг на них никаких не оформлено?
— Как это не оформлено? Вот чековая книжка. По ней вся сумма и получена. В форинтах, конечно, Два к одному.
Я вытащил чековую книжку из груды пачек и победно сунул под нос Батракову.
— Что это за филькина грамота? По-каковски написано? Не понимаю! И потом, если по ней все получено, почему она у тебя? Как тебе в банке деньги выдали, а книжку вернули?
— А я ее вроде как потерял. Написал заявление, они приняли. — Я чувствовал, что сам безнадежно запутываюсь. — А здесь, дома, поискал — и нашел.
— Вот! Улавливаете, товарищ полковник? Потерял, нашел... Сплошное беззаконие! Нет, что хотите со мной делайте, хоть увольняйте, хоть на гауптвахту отправляйте, но приказу принять эти деньги не подчинюсь. Ни устному, ни письменному. Ни в каком виде.
— А я говорю — примешь! — окончательно разбушевался Лазак, грохнув кулаком по столу.
Батраков мелкими-мелкими шажками задом стал пятиться к двери и как-то сразу исчез за ней.
— Люся! — орал Лазак, — Вернуть ко мне Батракова!
— Да он на лифт побежал! — в двери появилось красное, взволнованное лицо Люси. Не часто в кабинете Лазака происходили такие скандалы. — Вон, вон, уже вниз поехал!
— Ну, теперь не догнать, — разом успокоился Лазак. — А знаешь, формально он прав.
— А я, выходит, не прав? Не надо было, значит, получать?
— Погоди, погоди, не кипятись. Батраков — формалист до мозга костей, человек бумажки. Вот он и рыпается... Давай сделаем так. Покидай свои сокровища обратно в чемодан и погуляй с ним по кабинетам. Найдется о чем покалякать. А я с Мишей тем временем в Баден слетаю. Генерал в курсе дела. Он отдаст распоряжение — и конец. Словом, жди здесь до победного. «Жди меня, и я вернусь», — как сказал поэт. .
— Он еще сказал: «Только очень жди».
— А что тебе остается?
Я снова стал складывать пачки в осточертевший чемоданчик и двинулся с ним по редакционным кабинетам за сочувствием.
А Лазак тут же умчался на своем серо-черном «австро-фиате».
В редакции все уже знали. Наверное, Люся разнесла. К кому ни зайду — со всех сторон наплывают теплые волны участия. А мне худо. Вот сделал доброе дело, а теперь доказывай, что не украл. Да как доказать, если до этого дойдет? Чековая книжка при мне, банк ликвидирован. Вызвать в трибунал товарища Ракоши в качестве свидетеля? Эх, предлагали же мне в Госбанке Венгрии какую-то бумажку об обмене форинтов на шиллинги. Чего же это я отказался? Сдуру, ей-богу, сдуру! Хоть какой-то документ был бы.