Улитка в тарелке

Лавряшина Юлия Александровна

— Ну да! А сам вечно возле Прата отирался. Он совсем даже не мальчишка.

— Он как мальчишка, — пояснил Эви, удивившись, что она сама этого не понимает.

Сунув в рот остатки бублика. Мира мотнула головой: «Пошли!» Они немного вернулись, по пути вежливо улыбнувшись людям, целой толпой стоявшим у железного столбика с какой-то буквой наверху.

— Чего это они здесь стоят? — шепотом спросил Эви и оглянулся. — Смотри, стоят!

— Ждут кого-нибудь…

— Пойдут куда-то? Давай и мы с ними!

Мира остановилась:

— Ты же хотел кого-нибудь из ребят найти!

— А! — опомнился он. — Надо сначала все разузнать… А вдруг здесь опасно?

— Что может быть опасного? Люди как люди. Только немного странные.

Они вошли в тот необычный прямоугольный ход, который проходил прямо сквозь дом. Здесь было холодновато и грязно. Кругом валялись скомканные фантики и маленькие бумажные трубочки с обожженными краями. Когда Эви наступил на одну, бумага лопнула и высыпалась горстка трухи. Присев, он понюхал и сморщился:

— Противно воняет! Интересно, что это такое?

— Узнаем, — пообещала Мира. — Смотри, там мальчишки!

Эви так и подскочил. Сперва бросившись вперед, он тут же вернулся за Мирой и взял ее за руку.

— Я не маленькая, — она высвободилась. — И не думай, что я их боюсь!

Один из мальчиков, чьих лиц пока не было видно, вдруг бросился бежать прямо к ним, а другой, что-то выкрикивая, погнался за ним. Они бежали легко и быстро, совсем как взрослые, и было непохоже, что это дается им с трудом. От восхищения глаза у Эви так и вспыхнули зелеными огоньками. Он рывком повернулся к Мире:

— Вот это да!

И, торопясь изо всех сил, пошел им навстречу. Мира рванулась за ним, не понимая, почему все так задрожало в ней, будто они опять готовились выйти из скалы, за которой неизвестно, что ждет. Мальчишки уже подбежали так близко, что стали различимы их раскрасневшиеся лица. Мира задохнулась и перестала дышать: у них не было ни морщин, ни мешков под глазами, ни коричневых пятен на коже… Они выглядели, как взрослые. Может, даже лучше, чем взрослые. Заметив Эви, первый из мальчиков споткнулся, но удержался на ногах. Больше не собираясь никуда бежать, он принялся разглядывать их обоих, вытаращив глаза, и все пытался что-то сказать, но слова не давались. Подбежав к нему, второй тоже встал, как вкопанный, и красивое лицо его приняло похожее выражение. Эви растерянно оглянулся, и Мира шагнула к нему. В голове у нее был полный сумбур. Она пыталась ухватить хотя бы одну из проносившихся мыслей, но та уже терялась в общем хаосе. Отчетливо и больно билось только одно: «Что это?! Что это все значит?»

— Вот это да, — совсем как перед этим Эви, протянул мальчик, бежавший первым. — Как тебе, Кастет?

Не ответив, Кастет обернулся и завопил, махая рукой:

— Эй, пацаны, идите скорей! Мы тут уродов поймали!

Мира почувствовала, как вздрогнул Эви, и сжала его руку.

— Пойдем отсюда, — шепнула она, чуть отвернувшись от мальчишек. — Быстрее! Они — злые.

Им вслед донеслось:

— Эй, куда почесали? Смотри, как телепаются! Пацаны, скорее! Гляньте, гляньте… Лопух, держи их!

Быстроногий мальчик, которого почему-то звали Лопухом, оказался впереди них в два счета. Раскинув руки, он чуть пригнулся, будто пытался поймать сразу обоих, и показал в оскале красивые, ровные зубы.

— Куда это вы отправились? А познакомиться?

— Пусти нас, — голос у Миры дрогнул, и Лопух радостно захохотал.

— Вот уродка! Вы откуда сбежали? Из кунсткамеры?

— Нет, — она беспомощно тискала вспотевшую ладошку Эви. — Мы вообще не здесь живем.

— Ну, еще бы! У нас такие не водятся!

Разнобой топота уже затих сзади, и Мира поняла, что стоит обернуться, на нее оскалится еще с десяток таких же красивых и злых ртов. «За что? — хотелось крикнуть ей, но она молчала. — Что мы вам сделали? Мы не уроды! Почему мы — уроды?» Мальчишки обходили их с двух сторон, и Эви вертелся, как запуганный зверек, который уже понял, что ему не уйти. Больше всего Мира боялась, что сейчас он закричит от страха или заплачет, и тогда над ним начнут смеяться. Гладкие лица с туго натянутой кожей пугали больше, чем тот человек, бивший коров. А убежать, как тогда, было невозможно.

— Уроды! — восторженно протянул один из тех, что только подбежали.

Другой с отвращением сплюнул:

— Фу, мерзкие какие… Ходят еще тут!

— Может, они заразные?

— Еще в наш двор заявились!

— Катитесь в свой зверинец!

— Уроды…

Первый тычок пришелся Мире под лопатку. Она вскрикнула и тут же увидела, как Эви упал на землю. Лопух снова жизнерадостно расхохотался и пнул его по ребрам.

— Эви! — закричала она, и в глазах у нее потемнело. — Не бейте его! Что он вам сделал?

— Уроды! — неслось в ответ.

Это слово вбивали в ее тело: в плечо, потом в солнечное сплетение, в нос… Кровь охотно хлынула противным теплом, и Мира захлебнулась ею. Где-то рядом пронзительно и жалобно закричал Эви. Это был голос олененка, которого схватил волк, Мира уже слышала такой крик.

— Не… не… — пыталась она сказать, но боль горячо ворочалась во рту, и язык не слушался.

«Лучше б… утонули… вправду…» — Мира успела подумать это прежде, чем ушла в темную воду, не пропускающую ни удары, ни звуки… Часть 2 Глава первая, в которой у наших героев появляются настоящие друзья, и возникает множество вопросов Еще классе в третьем его прозвали Соловьем. Совсем не по фамилии, а потому, что он умел по-особому втягивать воздух между передними зубами, и получался звук, который здорово походил на птичью трель. Когда он издавал ее, пригнувшись к парте или с серьезным видом глядя на доску, учителя с удивлением поворачивались к окну, а девчонки хихикали. Постепенно кличка всем стала казаться слишком длинной, и к пятому классу сократилась до предела. Теперь его звали просто Сол, и всем это нравилось: приятелям потому, что это легко было выкрикивать, а ему самому новое имя казалось загадочным. Нездешним. Будто он был таинственным пришельцем, мальчиком со Звезды, однажды решившим немного пожить на этой красивой планете. И еще в этих звуках слышалась одинокая песня — соло. И Сол чувствовал ответственность за эту песню, которую никто не поможет ему пропеть. Абсолютным пришельцем Сол не мог себя почувствовать, даже когда фантазия у него разыгрывалась, ведь у него была сестра. Родная. И она ни на минуту не давала ему забыть о себе… Они были похожи — и цветом волос, и улыбками, и маленькими круглыми носами. Только глаза у них были разные: у Сола серые и веселые, искрящиеся, а у его сестры — темные и печальные, как у оленя. Это из-за них, а еще из-за того, что она бегала быстрее всех в школе, он в минуту нежности прозвал ее Бемби, и все стали повторять это следом за ним, даже родители. Сейчас их не было. Как объявил папа: «В кои века мы от вас отдохнем». Это и вправду было впервые на памяти Сола: чтобы они вот так собрались и уехали к морю. До сих пор они на это не отваживались из-за них, детей, а теперь Бемби стала вроде как большая, сдала вступительные экзамены в институт, и родители решили, что на нее уже можно оставить Сола с тем, чтобы потом найти его живым, а не в виде иссохшего от голода трупа. Это было, конечно, здорово — одним прожить целый месяц! Кто от такого отказался бы? Но Сол все равно предпочитал, чтобы сестра не становилась такой большой. Еще год назад она играла с ним в мяч и ползала с машинками, а теперь вдруг стала говорить, что слишком взрослая для этого, и нечего к ней приставать. В такие минуты Сола так и подмывало намотать на руку ее длинный светлый хвост и тряхнуть хорошенько, чтоб «дурь из башки вылетела», как говорила их бабушка. Он помнил это ее выражение, хотя бабушка жила в другом городе, и виделись они редко. Родители собирались «выписать» ее, чтоб этот месяц она пожила с детьми, но Бемби заартачилась и заявила, что у нее есть голова на плечах и паниковать не из-за чего. А Сол спросил: