Ульмигания

Храппа Вадим

После двух дней жестокой попойки оба настолько одурели, что ударили по рукам при свидетелях, и один остался без табуна, а другой — без дочери. К несчастью для всех, самого предмета торга при этом не было. Отец отправил Милдену домой еще раньше.

Разъехавшись по своим землям и, наконец, протрезвев, оба схватились за головы. Рендал оттого, что вывалил за мергуззи [20] небывалую цену, а Яставт — потому, что не знал, как теперь смотреть в глаза соплеменникам. У Милдены действительно был жених, молодой, но почитаемый всеми вармами за доблесть и отвагу витинг. Очень скоро

в этом пришлось убедиться и Рендалу.

20

Мергуззи — девица (прусск.).

Вождю было за тридцать, он имел детей от двух жен и был достаточно богат, чтобы выбрать себе третью. Но не за табун же лошадей! Рендал едва не рвал на себе волосы от досады. Однако делать было нечего, он отправился за невестой с мелкими подарками для родственников и жертвой богам, почитаемым вармами и родом отца невесты. Но ни умилостивить богов, ни увидеть новой жены Рендалу в тот раз не пришлось.

Уже виднелся залив Халибо, [21] на берегу которого примостился поселок Яставта, когда барты заметили вышедший им навстречу отряд вармов. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это вовсе не почетное сопровождение. Вармы были в боевом облачении и наготове держали оружие. Впереди скакал широкоплечий витинг, круглое лицо которого явно не светилось радостью.

21

Залив Халибо — прусское название залива Фриш-Гаф, Калининградского (Вислинского) залива.

Подъехав вплотную, витинг, сразу выделив Рендала по свадебным одеждам и родовому знаку на древке копья, без всякого приветствия заявил:

— Рендал, ты сделал не очень хорошо, напоив Яставта и взяв с него обет отдать тебе дочь. Но и ты был пьян, а боги не слышат хмельных речей и не признают договоров во хмелю. Если ты согласен с этим, Яставт готов вернуть тебе лошадей, а я, в знак дружбы, подарю тебе кривой ляшский меч.

— А если не согласен? — спросил Рендал.

— Тогда нам придется драться. Мне бы не хотелось этого.

— Еще бы тебе, молокососу, хотелось! — рассмеялся Рендал.

Он успел прикинуть, что людей у витинга меньше, чем в его дружине, да и сам варм, хоть и не слаб, все же не чета вождю.

Рендал уже примирился с потерей табуна и не думал о нем, распаляя свое воображение юными прелестями стройной невесты. Но он был бы рад еще все повернуть назад. Однако хвастливый витинг с редкой рыжеватой бородкой раздражал его.

Ясно было, что это и есть тот самый бывший жених, о котором говорил Яставт. Хорош был бы Рендал, поехавший на свадьбу и из-за какого-то юнца вернувшийся без жены!

— Прочь с дороги! — сказал Рендал. — Иначе я прикажу своим витингам надрать тебе уши!

Варм поднял меч. Его люди стали разъезжаться, освобождая место для боя.

— Ну что ж, — сказал Рендал. — Не хочешь, чтобы тебе надрали уши, тогда я их отрежу.

Он вытащил свое любимое оружие — большой тяжелый топор и, отпустив поводья, поиграл им, перекидывая с руки на руку, следя за реакцией варма. Но тот смотрел не на топор, а прямо в глаза Рендалу. И в этот миг Рендал понял, что проиграет.

Так и случилось.

Довольно быстро варму удалось выбить из рук вождя топор, а потом, не дав выхватить меч, свалить Рендала на землю и прижать к его груди острие копья.

Если б варм убил Рендала, возможно, история на том бы и закончилась. Но он отпустил вождя. А через несколько недель барты неожиданно вернулись. От разорения вармов спасло лишь то, что их предупредили натанги, чья территория разделяла эти два племени. Бартам удалось сжечь несколько вармийских поселений, но пройти всю Вармию до залива не удалось. Возвращаясь домой, отряды Рендала напали на укрепления того рода натангов, что предупредили вармов об их наступлении. Через некоторое время на Бартию обрушились вступившие в союз князья Вармии и Натангии. Барты не дремали и ждали их у своих границ вместе с галиндами.

Битва не состоялась. Вовремя подоспевшие самбы разделили враждующие стороны цепью из своих дружин, предъявили Кривулю — символ власти Верховного Жреца—и потребовали на суд к Криве зачинщиков усобицы.

Милдена досталась Рендалу. Но ни счастья, ни супружеских радостей это ему не принесло.

Рендал набросился на нее сразу, как только они переступили порог предназначенной ей хижины. И наткнулся на взгляд, полный ненависти. Казалось, она готова была впиться в него зубами. Это, впрочем, остановило его ненадолго, и он сделал то, чего так ждал. Особого удовольствия это ему не доставило. Милдена была безучастна. В тот же день Рендал обнаружил, что новая женно почему-то не хочет говорить.

Восемь лет ни вождь, ни другие его жены, ни рабы не слышали от Милдены ни одного слова. Если ей что-то было нужно, она старалась это делать сама. Для нее не существовало никого вокруг, и она почти не выходила из своей хижины. Когда приходил Рендал, раздевалась, ложилась на спину и, сжав губы, смотрела в дыру дымохода на потолке.

Рендал, обпившись пива, избивал ее. Не сразу. Поначалу он еще надеялся, что она родит ребенка и это поможет ей оттаять. Но год шел за годом, а Милдена не беременела. И тогда вождь напивался, шел к ней в хижину, кричал, требовал произнести хоть слово, потом бил, насиловал и засыпал.

Чтобы заглушить страдания, Рендал взял четвертую женно — девочку двенадцати лет из другого рода, но там же в Гирдаве. Забавлялся он ею недолго. Однажды, увидев заметно повеселевшую, но по-прежнему молчаливую Милдену, вождь вошел к ней. И все возобновилось.

Так что у Рендала был еще один, не менее серьезный повод искать совета у великого Кривы.

Вождь приказал подготовить козла к жертвоприношению и стал собираться к верховьям Анграпы.

Оборотня он увидел, когда стоял посреди деревни и объяснял рабу, где собрать омелу. Вождь решил, что Королю оленей это подношение должно понравиться. А раб вдруг вытаращил глаза, глядя мимо Рендала, и побледнел. Рендал тоже обернулся.

Воин мчался через поселок, высоко держа в руке факел. Солнечные лучи, разбиваясь о его голову, брызгами летели в стороны, затмевая блеском огонь.

Все, кого это явление застало на улице, стояли, ошарашенно разглядывая дымный след, зависший над поселком, и не сразу обратили внимание на приближавшийся грохот. А когда спохватились, было поздно, повозка с пылающей копной соломы, влекомая взбесившейся от страха лошадью, прошла половину деревни. Подпрыгивая на ухабах и разваливаясь, она роняла вокруг себя охапки огня, и тот весело набрасывался на шкуры, занавешивавшие вход в жилища, на низкие камышовые крыши домов, кидался в ноги заметавшимся людям.