Уловка «Прометея»
Шрифт:
Контроль.
Уж не это ли – та самая высшая цель, тот окончательный результат, на который направлены безумные действия Директората? Не отягченная совестью спецслужба, маленький, но могущественный игрок, никому не известный, действующий из-за кулис, предлагает навести порядок там, где весь остальной мир потерпел неудачу?
Проклятие! Все это лишь смутные прикидки, теории, базирующиеся на теориях, выводы, вытекающие из предположений. Бездоказательные, размытые, недостаточные. Но ответ на изначальный вопрос Данне, ради которого заместитель директора
Однако…
Однако в складывающейся головоломке до сих пор недоставало самого большого фрагмента.
«Елена знает?» – спросил Вансине. Отсюда следует, что Директорат либо не знает, где сейчас находится Елена, либо не уверен, на чьей она стороне. И это даже существеннее, чем ее местонахождение: уже сам вопрос – «Елена знает?» – заставляет предположить, что ей известно нечто очень важное. Нечто такое, что может не только объяснить причины, заставившие Елену исчезнуть из его жизни, но и дать ключ к истинным намерениям Директората.
– Ты что-то знаешь об этом, – донесся голос Лейлы. Это был не вопрос – утверждение.
Брайсон понял, что Лейла уже некоторое время обращается к нему. Он обернулся и взглянул на женщину. Так что, она не слышала ту реплику Арно насчет Лилля? Очевидно, нет.
– У меня появилась теория, – сказал Брайсон.
– И какая же?
– Мне нужно позвонить. – Он передал газету Лейле. – Я сейчас вернусь.
– Позвонить? Кому?
– Лейла, дай мне пять минут.
– Что ты от меня скрываешь? – Женщина повысила голос. – Кто ты такой на самом деле?
Брайсон увидел в ее прекрасных карих глазах замешательство и наряду с ним – боль и гнев. Лейла имела полное право сердиться. Ник пользовался ее помощью, почти ничего ей не рассказывая. Это было не просто обидно – это было неприемлемо, особенно для такого опытного и знающего полевого агента, как Лейла.
Поколебавшись, Брайсон произнес:
– Позволь мне позвонить. А после этого я посвящу тебя в суть дела – но предупреждаю, мне известно куда меньше, чем ты, должно быть, думаешь.
Лейла коснулась его руки, вложив в этот дружеский жест множество значений: спасибо, я понимаю, я с тобой. Брайсон коснулся губами ее щеки; в этом поцелуе не было влечения, лишь миг близости душ, лишь благодарность за ее храбрость и поддержку.
Ник быстро прошелся до конца квартала по улице, отходящей от площади Бель-Эр. На углу обнаружилась маленькая будочка, где, кроме сигарет и газет, продавались еще телефонные карточки. Брайсон купил одну и отыскал на улице будку международного телефона. Он набрал 011, потом 0, потом номер из пяти цифр.
Это была защищенная линия, тот самый номер, который дал ему Гарри Данне. Звонок шел напрямую в личный кабинет Данне в штаб-квартире ЦРУ либо к нему домой. Данне твердо пообещал, что на звонки будет отвечать он сам, и только он.
Телефон прозвонил один раз.
– Брайсон.
Брайсон, уже приготовившийся было говорить, затаил дыхание. Раздавшийся в трубке голос не был ему знаком и не походил на голос Данне.
– Кто говорит? – спросил он.
– Я – Грэхем Финнеран. Вы… думаю, вы знаете, кто я такой.
Действительно, при их последней встрече в штаб-квартире ЦРУ Данне упоминал это имя. Он назвал Финнерана своим адьютантом – одним из тех людей, что сопровождали его в лагерь в горах Блу-Ридж, и своим доверенным помощником.
– В чем дело? – настороженно поинтересовался Брайсон.
– Брайсон… я… Гарри в больнице. Он очень плох.
– Плох?
– У него последняя стадия рака. Он не хотел об этом говорить, но такие вещи не скроешь. Вчера он свалился, и «Скорая» увезла его в больницу.
– Вы хотите сказать, что он умер?
– Нет. Слава богу, нет – но, если честно, я боюсь, что долго он не протянет. Но он рассказал мне все о вас… о вашем проекте. Я знаю, он очень беспокоился…
– В какую больницу его отвезли?
Финнеран заколебался – всего лишь на пару секунд, но и это уже было чересчур.
– Я не уверен, что могу сказать об этом даже вам…
Брайсон положил трубку. Сердце его бешено колотилось, в висках гулко стучала кровь. Инстинкт велел ему немедленно оборвать связь. Что-то здесь было неладно. Данне заверил его, что на звонки по этому номеру будет отвечать лишь он сам, и он не отступился бы от договоренности даже на смертном одре. Данне знал Брайсона, и знал, как тот станет реагировать на подобные вещи.
Нет. Грэхем Финнеран, если это и вправду был Грэхем Финнеран, никогда не стал бы отвечать на этот звонок. Данне этого не допустил бы.
Стряслось что-то очень скверное и даже более существенное, чем болезнь Данне.
Неужели Директорат наконец-то подчинил себе ЦРУ и разрушил последний бастион, противостоявший их растущей силе?
Он бегом бросился обратно на площадь Бель-Эр и обнаружил, что Лейла по-прежнему стоит у газетного киоска.
– Мне нужно в Брюссель, – сообщил Брайсон.
– Что? Почему в Брюссель? О чем ты?
– Там есть один человек – мне очень нужно его отыскать.
Лейла посмотрела на него – вопросительно, умоляюще.
– Пойдем. Я знаю один пансион в Мароле. Он довольно захудалый и потрепанный и расположен не в самой лучшей части города. Но это безопасное и малозаметное место, и никому не придет в голову искать нас там.
– Но почему именно в Брюссель?
– Это наша последняя надежда, Лейла. Там находится один очень высокопоставленный человек, который может нам помочь. Его еще иногда называют последним честным человеком в Вашингтоне.