Уловка «Прометея»
Шрифт:
Лейла слушала, широко распахнув глаза; потом она встала и принялась расхаживать по комнате.
– Боюсь, я не совсем тебя понимаю. Это агентство – оно не американское, а какое-то международное?
– Можно сказать и так. Когда я работал на них, они базировались в Вашингтоне. А теперь их штаб-квартира куда-то переместилась. Не знаю, куда.
– То есть как – они что, просто взяли и исчезли?
– Примерно в этом духе.
– Невероятно! Любая спецслужба в чем-то похожа на все прочие учреждения: у нее есть телефонные номера, факсы, компьютеры – я уже
– Директорат, когда я работал на него, был очень компактной и подвижной организацией. И чрезвычайно поднаторел в разнообразной маскировке. Скажем, ЦРУ маскирует свою собственность, создавая якобы частные корпорации. А в Советском Союзе зачастую создавали так называемые потемкинские деревни, фальшивые фасады, и маскировали, скажем, предприятие, производящее биологическое оружие, под мыловаренный завод или даже под школу.
Лейла покачала головой, задумчиво и недоверчиво.
– Ты хочешь сказать, будто они способны потягаться с ЦРУ, МИ-16, Моссадом и Сюрте? С осведомленностью других агентств?
– Нет, не совсем так. Его сотрудникам дали понять, что они занимаются операциями, которые для прочих агентств запретны то ли в силу их устава, то ли из-за политики правительства.
Лейла кивнула, очень серьезно глядя на Брайсона.
– И при этом они как-то умудряются держать собственное существование в тайне? Как такое может быть? Людям свойственно сплетничать, у секретарш есть приятели… есть еще всякие комиссии конгресса, которые надзирают за подобными организациями…
Она подошла к туалетному столику, повертела в руках свою черную кожаную сумочку, покопалась в ней – все движения женщины выдавали душевное смятение, – в конце концов вытащила тюбик помады. Лейла слегка подкрасила губы, промокнула их платочком и спрятала помаду обратно.
– Но это очень остроумный ход! За счет строго изолированных отделов и тщательного подбора людей – а работников они подбирают очень тщательно, выискивают по всему миру людей, которые за счет происхождения и личных данных наилучшим образом подходят для этой работы, – они создают кодекс молчания. Жесткое разделение приводит к тому, что ни один оперативник не знает о другом ничего сверх самых поверхностных сведений; более того – каждый имеет дело только с одним руководителем. Мой руководитель был живой легендой агентства – один из его основателей, Тед Уоллер. Человек, которому я поклонялся, – тоскливо добавил Ник.
– Но ведь президент наверняка должен обо всем этом знать!
– По правде говоря, понятия не имею, в курсе он или нет. Я думаю, существование Директората всегда держалось в тайне от человека, занимающего Овальный кабинет. Отчасти для того, чтобы избавить президента от лишних знаний об этой грязной работе и предоставить ему возможность в случае чего правдоподобно открещиваться. Это стандартная процедура, ее используют спецслужбы всего мира. А отчасти, как мне кажется, потому, что сообщество спецслужб относится к президенту всего лишь как к
– И ты думаешь, что единственный человек из правительства, который может знать об их деятельности, – это председатель президентского Совета по делам внешней разведки? Ну, этой группы, которая втайне надзирает за деятельностью АНБ, ЦРУ и прочих американских спецслужб?
– Именно.
– А председатель этого Совета – Ричард Ланчестер.
– Верно.
Кивнув, Лейла произнесла:
– Именно поэтому ты и хочешь встретиться с ним.
– Правильно.
– Но зачем?! – воскликнула женщина. – Что ты ему скажешь?
– Расскажу все, что я знаю о Директорате, и все, что я по этому поводу думаю. Существует очень серьезный вопрос, из-за которого меня и отозвали из отставки: кто сейчас контролирует Директорат? Что происходит на самом деле?
– И ты думаешь, что знаешь ответ?
Лейла вдруг принялась вести себя воинственно, почти враждебно.
– Конечно, нет. Но у меня есть предположения, подкрепленные доказательствами.
– Какими доказательствами? У тебя ничего нет!
– Лейла, на чьей ты стороне?
– На твоей! – выкрикнула женщина. – Я хочу защитить тебя, и мне кажется, что ты совершаешь ошибку.
– Ошибку?
– Ты отправляешься на встречу с этим Ланчестером, не имея на руках ничего – совершенно ничего, кроме сумасшедших обвинений! Да он просто выставит тебя за дверь! Он решит, что ты чокнутый!
– Вполне возможно, – согласился Брайсон. – Но это моя задача – добиться, чтобы он мне поверил. И, думаю, это мне под силу.
– И с чего ты вдруг решил, что ему можно доверять?
– А что мне еще остается?
– Он может оказаться одним из твоих врагов, одним из этих лжецов! Почему ты уверен, что это не так?
– Я ни в чем больше не уверен, Лейла. У меня давно уже такое ощущение, будто я заблудился в лабиринте. Я больше не знаю, кто я и с кем я.
– Почему ты так уверен, что стоит верить рассказу того типа из ЦРУ? Почему ты уверен, что он не один из них?
– Я же тебе сказал – я не уверен! Здесь дело не в уверенности, а в расчете, в вероятности.
– Так, значит, ты ему поверил, когда он сказал, что твоих родителей убили?
– Моя приемная мать – женщина, которая меня опекала после смерти моих родителей, – вполне ясно это подтвердила. И хоть она и больна – кажется, у нее болезнь Альцгеймера, – она все еще в сознании. Строго говоря, единственные люди, которые знают правду, – это Тед Уоллер и Елена, а их я уже отчаялся отыскать.
– Елена – это твоя бывшая жена?
– Официально – не бывшая. Мы не разводились. Она просто исчезла. Скорее, я бы сказал, что мы расстались.
– Она бросила тебя! Отказалась от тебя!