Уловки любви
Шрифт:
Грейс стояла в спальне, озаренной светом свечей. Огонь в камине все еще горел, в комнате было тепло, но она почему-то никак не могла согреться, холод пробирал ее до костей. Каролина и Джоселин ушли, но пообещали прийти завтра, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. Винсент должен был скоро появиться, и Грейс была этому рада. Ей было необходимо его увидеть, она отчаянно жаждала почувствовать, как его руки обнимают ее, а его губы накрывают ее губы.
Они сложила руки на животе. С ребенком все было в порядке. Она знала, что это так, и уже успела быстро помолиться, поблагодарить Бога за то, что он уберег их обоих. Потом
— Тебе полагается лежать в постели, — раздался у нее за спиной голос Винсента.
Она обернулась.
— Я лежала, но мне было одиноко без тебя.
Винсент вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он все еще был в белой льняной рубашке, но она была распахнула на шее и не заправлена в бриджи. Волосы его взлохматились, как будто он не раз погружал в них пальцы — он часто так делал, когда был рассержен или раздосадован, — а на лице еще сохранилась мрачная тень ярости.
— Это ведь был Фентингтон?
Он помедлил с ответом. Его первой мыслью было солгать Грейс, но потом он с тяжким вздохом решил, что это бесполезно, она все равно не успокоится, пока не вытянет из него правду.
— Я не знаю точно, но думаю, что это он.
— Ах, Винсент… я думала, после того как мы поженились, он оставит нас в покое. Он ведь должен понимать, что он здесь ничем не поживится.
— По-видимому, это не так.
— Может быть, нам лучше уехать в деревню?
Он покачал головой.
— Бегство — не выход. Мы же не можем жить, до конца наших дней оглядываясь.
На сердце Грейс навалилась тяжесть. Он будет разыскивать Фентингтона, и она никак не может ему помешать. У Винсента просто нет выбора. Если оставить Фентингтона в покое и не мешать ему, он не остановится до тех пор, пока не убьет их обоих.
Грейс обхватила себя руками, чтобы унять дрожь, и быстро заморгала, пытаясь сдержать слезы. Она очень боялась, и сейчас больше, чем когда бы то ни было. И не за себя, а за Винсента. За малыша, который у нее родится. За ребенка, которому, возможно, придется расти, не зная отца. По ее щекам полились слезы. С тех пор как началось это испытание, которое должно было продлиться девять месяцев, она плакала очень много.
Сквозь пелену слез она увидела, как Винсент протянул к ней руки и шагнул ближе. Тихонько ахнув, она побежала через комнату и кинулась в его объятия.
— Ах, Грейс… — Он целовал ее глаза, виски, мокрые от слез щеки. — Не плачь, все хорошо. Я больше не допущу, чтобы что-то причинило тебе вред.
— Я не плачу, я просто…
Его лицо озарила улыбка.
— Я знаю.
Он обнял ее и прижал к себе, но она хотела, чтобы он прижимал ее сильнее, ей нужно было почувствовать его близость, почувствовать его внутри.
— Винсент, люби меня, займись со мной любовью.
— Да. О да.
Он вздохнул, опустил голову и припал к ее губам в поцелуе с такой же отчаянной страстью, какую испытывала она. Грейс желала его больше чем когда бы то ни было, вероятно, из-за того, что произошло в этот вечер. Возможно, потому, что она на миг представила себе будущее, в котором нет Винсента. Или потому, что в ее жизни теперь было все, о чем она всегда мечтала, и она жаждала использовать этот дар полностью. Грейс догадывалась, что Винсент, по-видимому, чувствует то же самое. Так же, как она, понимает, что он должен ценить этот дар. Он целовал ее снова и снова, но не с обычной нежностью, а страстно, жадно. Он открыл ее рот своими губами, его язык нашел ее, боролся с ним, вступил с ним в любовную связь. Поцелуй становился все глубже, и вот уже ни один из них не мог дышать самостоятельно. Их дыхания смешались, соединились, дыхание одного стало частью дыхания другого.
— Люби меня, — прошептала Грейс.
Винсент поднял ее на руки и понес к кровати. Грейс знала, как он боролся с собой, чтобы не проникнуться к ней любовью, еще с того дня, когда она вынудила его жениться. И сегодня ночью она поняла, что он потерпел полное поражение. Она видела это по его глазам, по страху, написанному на его лице, когда он подумал, что она ранена. И по его облегчению, когда он понял, что она в безопасности. Она знала, что в нем есть это чувство, даже если он не мог заставить себя сказать об этом словами. Она знала, что он ее полюбил, и понимала, как сильно это сознание его пугало.
Он двигался над ней. Она водила пальцами по рельефным мускулам его плеч, предплечий. Потом подняла руку, отвела с его лба упавшую прядь волос и приложила ладонь к его щеке, чувствуя под рукой колючую щетину. Ее до сих пор все в нем изумляло. И даже если ему не хватало храбрости признать свои чувства, ей храбрости хватило.
— Винсент, я тебя люблю и всегда буду любить.
Глава 18
Грейс прогуливалась по тропинке в саду за их лондонским домом. Эта тропинка вела к фонтану, весело журчащему рядом с решетчатой аркой, увитой цветущими розами. Ей нравилось это место, нравились цветы, которые радовали глаз буйством красок все лето, а сейчас, в июле, цвели особенно пышно. Это было то место, где она могла забыть о существовании Фентингтона и не думать со страхом, что однажды он найдет Винсента и причинит ему вред.
Вот уже два месяца Фентингтона никто не видел. Два месяца прошло с того вечера в опере, когда кто-то толкнул Грейс на дорогу. И хотя Винсент заверил ее, что ей не о чем волноваться, она понимала, что еще какое-нибудь происшествие — всего лишь вопрос времени. Грейс знала, что он ожидает подходящей возможности нанести удар. Идеального шанса, чтобы причинить как можно больше вреда.
Казалось, даже ребенок, который в ней рос, чувствовал такие же страхи. Он лягнул ее в бок так сильно, что она ахнула. Когда боль утихла, Грейс подняла корзинку, которую принесла с собой, и потянулась за желтыми и красными гвоздиками, чтобы сорвать еще несколько. Они были в полном цвету и, казалось, упрашивали ее включить их в украшение обеденного стола на сегодняшний вечер. Грейс запланировала обед только для двоих — для себя и Винсента.
Она сорвала один красный цветок и быстро выпрямилась, потирая живот — ребенок снова брыкнулся. Ох, какой же активный ребенок! Все время двигается, поворачивается, брыкается. Хуже всего, казалось, было по ночам. Иногда ребенок был таким неугомонным, что Грейс приходилось вставать. Иногда ей удавалось уйти так, что Винсент не замечал ее отсутствия. Но чаще он во сне чувствовал, что ее нет рядом, просыпался и вставал вместе с ней.
Хотя ей очень не хотелось тревожить его сон, все же ей нравилось, когда они проводили это время вместе. Винсент садился в большое кресло-качалку, которое он велел поставить в их комнату, усаживал Грейс к себе на колени и обнимал ее, положив руку на ее выступающий живот. Потом, когда ребенок успокаивался, они снова ложились в кровать, и Винсент обнимал ее.